Слава Богу, отправили служить не на край света, а поближе к дому. Так и оказался он в помощниках у настоятеля церкви в села Базега, что всего в сорока километрах от родной Ковжи, поселение небольшое, но зато есть дорога на Вытегру.
Настоятель был стар, ему бы на покой уйти, но нет, продолжал служить. Молодой диакон стал и пономарём, и звонарём, и привратником. Жил тут же, в небольшом флигеле.
Минул год, Петру исполнилось уже девятнадцать. Всё чаще батя и настоятель заводили разговоры о женитьбе, мол, пора бы и остепениться, приход хоть и не богатый, но мужики все в лесу работают, дом справить помогут, да и женатому диакону и епархия поможет. Тем более, что и невеста есть. Во время нечастых поездок домой, в Ковжу, познакомился молодой священник со славной девушкой Анной, дочерью Матвея Захарова. Все вокруг говорили: хорошая пара выйдет, да и родители невесты не прочь породниться с диаконом. К осени свадьбу и сыграли. А через год отошёл в мир иной отец-настоятель, приход остался на попечении диакона. Из губернии вскоре пришла весть, что отныне Пётр становится иереем и теперь он настоятель. Обещали и с избой помочь. Вот только с ребёночком никак не получалось, не заживались, умирали. Трое. Оставалось только молиться и просить Господа.
* * *
На дворе стоял двадцатый век, с которым наивный юноша, шагавший в конце девятнадцатого к новой жизни по бечевнику, связывал свои надежды, но реальность оказалась не столь радужной. Смутные времена наступали. Новое слово «революция» витало в атмосфере, демонстрации, расстрелы, стачки, да ещё и указы о веротерпимости. Неслыханно, чтобы сектантов равными признавать! Но это происходило в столице, а здесь другое неладное творилось. Видимо, идеи вольнодумства проникли и в Ковжу. На сходе народ решил и изгнал настоятеля церкви Спаса. За прелюбодеяния. Ну да, ходили такие слухи о поведении священника, но решать что-то подобное во власти епископа, когда прихожане челобитную подают, а тут сами решили и изгнали.
Вот тут и пришло предписание епископа Белозерского срочно перебираться в Ковжу и возглавить приход. В такое смутное время паству нельзя оставлять, а кого-то другого отправлять опасно, народ горячится, чужака может и не принять, а своего, ковжского, да ещё и с семьёй, примут.
Пока обустраивались на новом месте, с прихожанами отношения налаживали, хоть и свой, а в памяти прелюбодей всё ещё, игумения Воскресенского Горицкого монастыря матушка Зосима прислала бесценный подарок, который и успокоил паству окончательно. Большой мешок соли. Продукт этот среди ковжских рыбаков очень ценился. Как летняя путина пойдёт, рыбу выловленную надо в Белозерск на рынок отвозить, а на парусах путь не близкий, это если шторма нет, а то и на телегах по бечевнику. Улов, чтобы свежим привезти, солить надо, а где столько соли взять? А тут богатство целое, целых восемь пудов. Мужики долго не рядились, через пару дней застучали топоры на взгорке, как раз напротив церкви. Так иерей Пётр вернулся на родину и обрёл собственный новый дом.
* * *
Я сижу на остатках церковной стены посреди озера на маленьком кусочке земли и слушаю отца.
Вот там стояли дома, он проводит рукой над гладью озера, сейчас тут «резцы» ставят, три метра воды.
А тут, батя вздрогнул, услышав громкую музыку, мимо проходил теплоход «Александр Пушкин», как раз под кораблём, дом Саши Бузина и стоял, к нему ещё Орлов приезжал, стихи писал.
А наш где был? спрашиваю я.
Так вот, прямо перед церквой и стоял. Только это его дом был, попа. А мы ниже жили. Бабушка твоя с детьми к его жене в тот дом и переехали после пожара. Они жили одни, без мужика, на фронте все взрослые были, а тут попросился солдатик заночевать, на сеновал и пустили, а он цигарку закурил, дом и спалил. А потом уж его, поповский дом, перевезли за озеро, я тогда в армии служил. Мужиков-то и не было, бабы одни. Так и перевозили, всё по брёвнышку бабы.
Да я задал мучивший меня вопрос, а почему он развёлся и ушёл, приход бросил?
Так время такое было. Мне-то тогда едва четыре года исполнилось. Не понимал я всего. Помню, что клуб там хотели сделать, в церкви. А молодёжь не пошла, помнили его, Петра-то. Тогда в алтаре ледник устроили, рыбу хранить надумали. А, видать, бог есть, гнила она там, да ещё хуже, чем на солнце. Негоже так, да кто в те времена думал-то? А в войну я уже пастухом был: как дед мой, Никишка тоже по дощечке барабанил и коров созывал тут, отец показал на алтарную часть церкви, два дизельных генератора поставили, чтобы электричество вырабатывать, да ты и сам видишь, вон они до сих пор стоят, ржавеют. А зачем? Свет в избы так и не провели, говорили, война, мол, не до того. В пятьдесят четвёртом всё и затопили. Волгобалт пустили. Так мы в Маэксу и переехали.