В книге «Пища Богов» Маккенна определяет два основных феномена, обусловивших превращение наших животных предков в человека язык и воображение. Воображение антрополог не отделяет от познавательной деятельности, понимая ее как широкий спектр разнообразных видов человеческой практики, таких, как танец, философия, живопись, поэзия, спорт, размышление, эротическая фантазия, политика и экстатическое самоопьянение все, что можно называть экстазом (выходом за пределы себя), или «измененными состояниями сознания» (ИСС).
С «гипотезой упоротой обезьяны» согласуется и высокая роль психотропных растений, ритуалов, связанных с ИСС, а также специалистов, впадающих в транс для контакта с иным (шаманов, о которых мы будем еще говорить) у первобытных народов. Опыты, проводившиеся биологами на крысах, подтверждают мысль, что потенциальные наркоманы демонстрируют повышенную исследовательскую активностью [6].
А вот язык Маккенна считал инструментом не столько общения, сколько подавления индивидуальной психики. Тем самым сознание превращается в болезненный дар эволюции, за обладание которым мы платим повышенной конфликтностью, войнами, неприятием иных культур. Негативное отношение к языку, или «семантическому контуру» выражал и Роберт Уилсон, автор «Психологии эволюции», агностик и последователь взглядов Альфреда Кожибски и Тимоти Лири. Суть этих идей заключается в утверждении, что наше познание ограничено, во-первых, структурой нервной системы и, во-вторых, структурой языка. Психоделический опыт можно считать попыткой вырваться за пределы этих ограничителей. Хотя психоделическое и породило язык, психонавты (шаманы, поэты, философы и т.п.) никогда не находят его окончательно сформированным, достаточным для выражения всех ощущений, поэтому постоянно дополняют язык. Процесс создания новых слов можно здесь сравнить с печатанием денег, не подкрепленных развитием экономики. Возникает ситуация, когда многие люди могут пользоваться словами, не понимая их смысла. Что приводит к их инфляции и необходимости все новой словесной «эмиссии», которую производят психонавты.
Карл Юнг тоже видел в сознании источник большинства человеческих проблем, называя его «данайским подарком культуры». По его словам, «отступление от инстинкта и противопоставление ему себя образуют сознание», то есть сознание замещает более ранние психические программы, как природу замещает культура, но в рамках конкретного индивида.
Хотя сознание эффективный инструмент по решению проблем, оно умеет создавать новые проблемы, иногда практически «на пустом месте». Вместе с тем, сознание способно уберечь нас не только от опасностей, с которыми мы сталкиваемся здесь и сейчас, но и подготовить к встрече с возможными, будущими проблемами. Можно считать сознание и нашим проклятием, и божественным даром, без которого человек уже невозможен.
1.2.2.10. Эволюция и сознание
Хотя эволюция вершится популяциями, она всегда начинается в конкретных организмах. То же касается эволюций социальных и культурных, совершаемых индивидуальными сознаниями и лишь затем поддерживаемых обществом или группой. Ни один коллектив, даже если он состоит из академиков, не обладает разумом, аналогичным разуму любого из его членов.
Сторонники гегельянских идей (марксисты, фашисты) скажут, что двигателем эволюции является какая-нибудь трансцендентная сила, а субъектом популяция, вид, а не особь. А потому особь должна подчиняться большинству, а не «качать права», стать частью единого организма субъекта-группы (класса, нации, партии, расы и т.п.). Но, как правило, если говорят о патриотизме, значит, собираются что-то украсть (почти дословная фраза Салтыкова-Щедрина). В данном случае воровство уже совершается у субъекта отнимают его права, данные природой. В первую очередь это право распоряжаться своей жизнью. Субъект сам должен принимать судьбоносные для себя решения, в том числе и то, жертвовать ли ему ради коллектива, сколько бы ему ни нашептывал такую программу поведения открытый (или изобретенный?) Докинзом «эгоистический ген», так удачно ложащийся в канву гегельянских идеологий. Обладатель сложного сознания менее зависит от любых жестких программ, будь то природные законы, или культурные их заместители. Поэтому там, где лемминги резво скачут в пропасть с обрыва, человеку свойственно задуматься и не идти на гибель, даже если к этому призывают авторитеты и очарованное ими большинство. Впрочем, выбор всегда остается за субъектом, и он может быть парадоксальным и сложным.