Гульнара Гуськова
Я иду
Я иду, поглощая просинь,
Вдоль полей и бесцветных равнин,
Мимо леса из срубленных сосен,
Изолирую день в карантин,
Не спеша, по разбитой бетонке,
Говорю: «Не скули, потерпи,
Где же правда, в какой ждет сторонке?
Что же я, шестеренка в цепи?»
Посчитала кукушка мне годы,
Перепелка мелькнула в траве,
Надоело! Не надо природы!
Непонятная чушь в голове.
Не могу слоняться кругами,
Без конца смотреть на карьер,
Где же жизнь? И что станет с нами?
Кто дал имя мне «легионер»?
Запредельное счастье при деле,
Далеко, не ухватишь рукой.
Скоро лето, грачи прилетели
Неуверенность жмется тоской
Марат Валеев
«Откройте, полиция!..»
Откройте!
Хтой там?
Мы из полиции, откройте, говорят вам!
А-а, недобитки, явились таки! Мало я вас покрошил в войну! Учтите, гады, живым не дамся! Гдей-то у меня тут лимонка завалялась.
Бежим, товарищ капитан!
Сбрендил, сержант! Чего это мы, российская полиция, от какого-то старикана побежим? Пришли брать живущего по этому адресу хулигана Никоненко, значит, возьмем!
Я вспомнил, что у этого Никоненко дед в юности был геройским партизаном! А для партизана что полицейский, что полицай один хрен! По рогам и в кусты!
Ох, черт, тогда быстренько валим отсюда! И когда ж только народ привыкнет к нам, а?
Трудное слово
Ездил я прошлым летом к себе на родину, в северный Казахстан, заглянул в родную редакцию. Здесь я не был уже много лет. И ничего не узнал. Теперь здесь и редактор был другой, и корреспонденты иные пара молодых ребят-казахов, впрочем, исключительно чисто говоривших по-русски (как выяснилось, так же и писавших), и еще несколько сотрудников. Никого из них я, разумеется, не знал. Но все они, включая нового редактора, также как и я окончившего в свое время русское отделение факультета журналистики Казахского госуниверситета, отнеслись ко мне с большим уважением как к ветерану нашей районной «сплетницы» так издавна любовно звали свою газету местные жители, как казахи, так и русские.
Я уже со всеми перезнакомился, когда пришла еще одна сотрудница, молодая женщина лет тридцати с неуловимо знакомыми чертами миловидного смуглого лица. Кто это? спросил я Гену, единственного из оставшихся мне знакомвых мне сотрудников. Это? Дина Бекбатырова, наша завсельхозотделом. Даурена-то помнишь? Так это его дочь!
Еще бы я не помнил Даурена! Он числился у нас корреспондентом-радиоорганизатором была в свое время при районных газетах такая должность. Даурен брал у корреспондентов уже готовые свежие заметки и статьи, начитывал их на магнитофонную пленку, которая затем транслировалась по местному проводному радио. Работа у него была не бей лежачего, и Даурен с удовольствием прожигал остатки свободного времени по своему разумению. Но это не мешало ему быть семьянином и растить дочь, хорошенькую метиску с миндалевидными смородиновыми глазками жена Ольга у Даурена была русской.
Ольга заведовала районной аптекой. О, сколько раз она терпеливо «вытягивала» своего непутевого муженька из его загулов ведь в ее распоряжении было несметное количество лекарственных препаратов и средств, с помощью которых она умело погружала ушедшего в очередной аут Даурена в состояние анабиоза, и он через пару-тройку дней просыпался как огурчик и с топотом мчался в редакцию за очередной порцией наших материалов для своих радиопередач.
Дочу свою Даурен любил и всегда сам отводил ее в садик и забирал оттуда. Он настойчиво учил ее правильной, грамотной русской речи. И пока Дина была маленькой, не все уроки отца ей давались сразу. Иные слова она по-детски забавно коверкала очень долго, чем вызывала у любящего отца не столько озабоченность, сколько умиление. И он просил Дину повторить то или иное слово снова и снова и для удовольствия своих друзей. Подозреваю, что некоторые слова смышленненькая Дина сознательно не выговаривала очень долго чтобы позабавить отца и тем самым простимулировать его на покупку ей очередной шоколадки.
И вот она стоит передо мной стройная, смуглолицая и темноглазая красавица с правильными чертами лица, вобравшего в себя одновременно приметы и отца-казаха и матери-славянки Здравствуй, Дина, сказал я. Не узнаешь меня? Извините, нет, внимательно вглядываясь мне в лицо, ответила Дина. Ну, тогда скажи: бе-ге-мот! Боже мой, дядя Марат! всплеснула руками Дина. Надо папе позвонить, он не знает, что вы здесь.