– Скорее отойдите все от крыльца! Скорее! Умоляю вас! – Но никто не двинулся с места, и она повернулась снова к дому, продолжая кричать:
– Мама! Мамочка, скорее! Выходи!
Услышавшая тревожный крик дочери, Елизавета Викентьевна выбежала из комнат на веранду и тут же показалась на крыльце, спеша спуститься по ступенькам к заходящейся в крике дочери.
– В чем дело? Что случилось? Что ты так кричишь, Машенька? – испуганно спрашивала она на ходу.
– Скорее! Все! Скорее прочь от крыльца! – продолжала надрываться Мура. – Под дом подложили бомбу!
– Я предлагаю отойти от крыльца, чтобы мадемуазель Мари успокоилась, – нарушил свое молчание граф Сантамери. Он не казался взволнованным и проявлял полное равнодушие к происходящему – именно его невозмутимость и поддерживала таявшие силы Бурнгильды, не отходившей от Полины Тихоновны. Мура с ужасом переводила взгляд с дома на окружающих ее людей и дрожала. Она видела, что ее словам никто не поверил, но все-таки все сделали несколько шагов по дорожке в сторону от крыльца. Последним с неохотой выполнил просьбу Муры Прынцаев – он забрал прислоненный к крыльцу велосипед и присоединился к остальным.
Елизавета Викентьевна обняла дочь за плечи. Она старалась сохранять присутствие духа.
– Вот что я скажу тебе, дорогая, да и вам всем, мои друзья. Кажется, действительно в доме кто-то побывал в наше отсутствие. Не знаю, как насчет того, чтобы что-то подкладывать. А вот насчет того, чтобы что-то украсть – так украли.
– Боже мой! – всплеснула руками Полина Тихоновна. – И здесь тоже воры! Дождались, чтобы все ушли из дома...
– Надо срочно заявить в полицию, – засуетился Прынцаев. – Может быть, украденное удастся вернуть.
– Извините мое любопытство, – вмешалась Зизи, – а что именно украли из вашего дома? Драгоценности?
– Да у нас в доме и драгоценностей-то нет. – Елизавета Викентьевна покачала головой. – Боюсь вас огорчить, милая Зинаида Львовна, но исчез ваш граммофон.
– О Господи, – вздохнула с облегчением Зизи, – исчез, и слава Богу.
– Надо срочно оповестить полицию, – повторил Прынцаев, готовый вскочить на свой велосипед, чтобы оказать срочную помощь муромцевскому семейству.
– В полицию сообщать не надо, – недовольно остановил его граф Сантамери, – я подарю Зинаиде Львовне новый. Зачем нам допросы и полицейские протоколы?
– Подождите, друзья мои, давайте успокоимся. – Полина Тихоновна обвела всех ясными и спокойными глазами. – Кража граммофона, конечно, не радует. Но не смертельна. В доме можно жить и без граммофона. Но милая Машенька нас всех напугала какой-то подложенной бомбой. Бомба – дело серьезное. Поэтому мы должны знать, почему Мария Николаевна решила, что нас хочет кто-то взорвать?
– Да, Мурочка, милая, – подхватила Брунгильда, – зачем ты так кричала, объясни?
Мура смотрела в землю и молчала, чувствуя себя пристыженной. Как же объяснить им, что она заподозрила студента Петю Родосского в терроризме? Они будут над ней смеяться! Как им объяснить, что отсутствие Пети да финише велопробега она связала с содержанием записки, выпавшей из его кармана? Признаваться никак нельзя – все ее осудят, все скажут, что чужие бумаги читать дурно, что их нужно возвращать хозяину. Да и утверждать, что Петя связан с террористами и подозревался сторожем в желании взорвать саркофаг, – тоже нельзя. Нет, разве они поверят в то, что Петя собирался взорвать дом, где его так хорошо принимали? Хотя то, что он ведет какую-то тайную переписку и время от времени избегает общения, – факт известный.
Мура подняла голову и обвела взглядом притихших родных и друзей.