Следовало бы переговорить с попиком, которого вы встретили. Но я знаю всех наших священнослужителей. Среди них нет ни одного невзрачного. Даже дьякон представительный. Хорошо бы переговорить с соседями, быть может кто-нибудь и знает невесту князя.
– Мария Николаевна, – забеспокоился доктор, – в сложившейся ситуации не стоит привлекать к себе лишнее внимание расспросами. Пусть история с Псалтырью останется нашей тайной. Потерпите, многое прояснится, когда нас с Николаем Николаевичем пригласят к следователю. Увы! – вздохнул доктор. – Неприятного визита не избежать.
– А что, если таинственные слова никак не связаны с Гомером? – неожиданно предположила Мура.
– Не связаны? Что вы имеете в виду?
– А что, если они написаны намеренно, для отвода глаз?
– Чтобы направить на ложный след? – Доктор чувствовал, что увязает в Муриных догадках.
– Да, доктор, да! – воскликнула воодушевленно Мура, но тут же спохватилась, огляделась по сторонам и продолжила значительно тише:
– А что, если буквы означают – Типография Социал-Демократов? Или Тайный Склад Динамита?
– В саркофаге? – Во взгляде Клима Кирилловича читалась озабоченность состоянием ее психики.
Ничего удивительного, думал изнуренный беседой доктор, человеческая психика – очень хрупка и вдобавок еще мало изучена. Как действуют на нее такие события, которые произошли полгода назад, во время святочных праздников, превратившихся в сущий ад? Как действуют на психическое здоровье известия о загадочных самоубийствах и неожиданное появление из моря рычащего водяного чучела? Надо бы успокоить девушку. Надо бы убрать первопричину волнений. А первопричина – Псалтырь, которую он неосмотрительно взялся передать, скорее всего, мифической невесте. Мура права, Псалтырь слишком дешевенькая для княжеского подарка. Дорогую вещь они не отдали бы Глаше, а попытались бы разыскать хозяйку сразу.
– Вот что, Мария Николаевна, – сказал он как можно мягче, – я думаю, нам надо вновь хорошенько рассмотреть Псалтырь. Вдруг там есть и другие слова, не замеченные нами? Возможно, там написано что-нибудь симпатическими чернилами? Как мы не догадались проверить это сразу?
– Хорошая мысль, – подхватила Мура, – я так и знала, что услышу от вас дельный совет. Они встали со скамейки.
– А что, если Псалтырь просто сжечь или выбросить? – спросил осторожно доктор. – И забыли бы мы обо всех тайнах, как о страшном сне. Отдыхали бы себе в удовольствие.
– Нет, милый Клим Кириллович, сначала мы ее изучим, а потом решим, – возразила Мура.
Она продолжала идти рядом с доктором по дорожке, огибающей дом и ведущей к вожделенному флигелю.
– Я сейчас же спрошу ее у Глаши, – сказала Мура – Подождите.
Она прошла по траве к открытому окну, выходящему на боковую сторону фасада, – к окну маленькой Глашиной комнатки. Окно было раскрыто, и легкая белая занавесочка чуть трепетала.
Мура привстала на цыпочки, ухватившись руками за оконную раму.
– Глаша, Глаша, – позвала она, – вы не спите?
– Нет, не сплю, барышня. – За отведенной занавесочкой показалось встревоженное лицо горничной.
– Глаша, дайте мне Псалтырь, ну, ту, которую я вам подарила намедни.
– Не могу, барышня, она же вместе со всеми книгами потравлена и лежит под рогожей.
– Возьмите ее оттуда, – нетерпеливо попросила Мура, – она мне очень нужна.
– Хорошо, барышня, сейчас схожу.
Она скрылась за занавеской, а Мура повернулась к ожидающему ее на дорожке доктору и заметила его украдкие взгляды в сторону флигеля, где можно избавиться от таинственных разговоров. Она сделала доктору знак рукой – попросив подождать еще немного.