Вот оно, родное мое! вожделенно произнес он, торопливо разворачивая сверток и пугливо озираясь на входные двери не вошел бы кто?! Руки его дрожали, можно даже сказать, ходуном ходили, когда он из газеты доставал нехитрый бутерброд ломоть черного кислого хлеба с прилипшими к нему несколькими кусочками соленого бело-розового сала из, разделанной, в свое время по всем правилам, огромной туши «недорезанной свиньи». Свиные ломтики были щедро присыпаны крупной серой солью и давленым чесночком. Аппетитный чесночный дух пронесся по туалету, и Костя едва не захлебнулся собственной слюной. Давясь и почти не жуя, он вмиг покончил с бутербродом, собрал щепотью все оставшиеся хлебные и чесночные крошки, высыпал их на раскрытую ладонь и аккуратно слизнул языком. Обрывок газеты скомкал и бросил в урну, после чего тщательно вымыл руки горячей водой.
Вроде бы ему стало полегче острая сосущая боль в желудке заметно ослабла, почти прошло головокружение, отступила за границы видимого, упорно засыпающая глаза густая метель из крупных хлопьев «черного снега вечности». Константин Боровой нервно усмехнулся, запил водой из под крана съеденный бутерброд и, вновь сумев остаться незамеченным, пробрался обратно в концертный зал, где продолжался каскад награждений, не смолкали овации и словесные панегирики, конца и краю которым пока и не предвиделось!
Раздвинув портьеры, он поневоле задержался возле того же самого кресла, и, корреспондент городской газеты «Курс Свободы» Лариса оглянулась на него теперь уже почти, как на родного:
Ну, вот сейчас немного уже получше! приветливо улыбнулась она ему. Откуда ты такой заморенный взялся-то, дружок?!
Село Пикирово! слабым голосом отрекомендовался Константин. У нас там все такие зарплату не платят уже много-много лет
Ты в «районке» что ли работаешь? Лариса вдруг начала приглядываться к своему, не совсем обычному, собеседнику со специфическим «журналистским» любопытством в близоруких глазах.
В «районке», а где же еще?! разговаривал Костя вроде бы с Ларисой, а взгляд его немного косящих темных глаз блуждал в каких-то дальних-предальных «чертовых далях». Не дальше, конечно, празднично освещенной сцены, где бесконечной чередой шли редактора и редакторши, награждаемые в самых различных и неожиданных номинациях и «ипостасях».
У дотошной Ларисы создалось ощущение, что ее новый знакомый постоянно испытывает лишь одно, довлеющее над всеми остальными, основное эмоциональное чувство безграничное недоумение, смешанное с сильной, мягко говоря, неприязнью к церемонии, происходящей на сцене. Двадцатипятилетняя незамужняя, достаточно привлекательная, журналистка почувствовала, как в ней внезапно, наряду с профессиональным «журналистским», проснулось непрофессиональное, чисто женское, любопытство.
А на сцене, как раз в этот момент произошло нечто, в высшей степени заинтересовавшее бледного, усталого и голодного корреспондента районной газеты «Хроника Пикирующего Района».
Главный ведущий праздника, холеный и самоуверенный бородатый господин, председатель и президент «там чего-то», красивым сочным грассирующим баритоном объявил в мощный микрофон:
Сейчас объявляются победитель и призеры среди районных газет нашего края в номинации-и!!! тут бородатый господин выдержал необходимую паузу в лучших традициях шоу-бизнеса, набрав полную грудь воздуха и затаив на несколько секунд дыхание.
Пауза затянулась на добрых полминуты, глаза бородача полезли на лоб от напряжения и, когда аудитория уже единодушно решила, что это был последний вдох в его жизни, он, наконец-то, «разродился»:
«Самая правдивая районная газета-а-а!»!!!
Справа от Ларисы пустовало кресло, она туда пересела и, указав на свое освободившееся место, предложила Косте:
Ты присаживайся пока рядом со мной, что ли. В ногах то ведь правды нет!
Спасибо большое, Лариса! Костя буквально рухнул на освободившееся место.
«Как он вымотался, бедненький!» с искренней непритворной жалостью подумала Лариса, невольно внимательно рассматривая профиль деревенского журналиста заострившиеся скулы, худой нос, подрагивающие тонкие обветренные губы, едва ли не ежесекундно облизываемые языком, покрытым нездоровым белым налетом. На сцену он смотрел болезненно жадным, убийственно-непонятным взглядом.