- Раненого спасают.
- Шибко раненного с бережением бы везли.
- Ужо увидим. Похоже, мимо проскачут.
- Пошли, братцы, догонять пушки.
Прошли совсем немного, впереди показался "виллис", требовательно сигналя, обойдя по обочине порожнюю полуторку, проскочил мимо, обдав пылью. На заднем сиденье, втиснутый между двух ярко-зеленых гимнастерок, человек в кожанке, белым марлевым лбом вперед. Из широкого марлевого обруча мечущаяся на ветру волна волос.
- Дев-ка!.. Летчик-то - дев-ка, ребята!
- Фриц с бабой воевал.
- Ловко она с ним танцевала.
- На одинаковых бы машинах им встретиться, кто б сверху был, кто б внизу лежал?
- Умотала молодца с брюхом бронированным... на спичечной коробке.
- Жива, любушка, жива! Сидит, не валится.
- Женский пол, что кошки, живуч.
И долго не могли успокоиться. Огневики, связисты, разведчики спешили за удалившимися пушками, оживленно беседовали, на ходу творили легенды:
- Шибко-то худо про "кукурузник" не думайте, он вроде волка воздушного, по ночам охотится. Вылетит вот такая Дуняша, когда потемней, мотор выключит и планирует над немецкими окопами, а сама фонари вешает...
- Фонари? Куда?..
- На воздух, дерево, на воздух. На парашютиках фонарики. Спускаются себе и светят, хоть иголки собирай внизу. А что выше их, не проглядишь, глаза слепят. Летит себе поверху Дуняша, выглядывает огневые точки противника. Каски торчат, пулемет на бруствере - все видно. Белой ручкой Дуняша кап на них противотанковую гранатку - были да нет, мокрое местечко на память.
- Ну и брехлив. Тебе б вместо собаки дом стеречь.
- Поползаешь по передовой, поверишь и не в такое.
- Эй, чтой-то дымит впереди!..
Вдали лениво полз в небо неопрятно черный дым.
- А гад с бронированным брюхом пустил-таки петуха, - подосадовал рассказчик о Дуняше с белой ручкой.
Никто ему не ответил, лишь прибавили шагу.
5
Горел танк "КВ", один из тех, что шли мимо меня, и земля дрожала. Он теперь не выглядел мощным - ходячая крепость, - посреди дороги громоздилась гора копотно-черного металла, из щелей сочился грязный дым, в его жирных клубах купалось тускло-красное солнце. Угарно воняло жженой резиной.
Солдаты топтались, отстраненно разглядывали, было известно, экипаж спасся, а сам горящий танк явно не вызывал сочувствия.
- Из пушки, что ли, "мессер" шарахнул иль от пули загорелся?
- Эти "КВ", жестяные хоромины, от спички горят.
- Велика Федула, да дура.
- Новые танки, вот те хвалят.
- Хорошие кони в заводе, да на пашне их нет.
В стороне от чадящего танка убитая лошадь, рыжая и ребристая, на обочине перевернутая повозка, по щетинистой пыльной траве раскидано армейское барахло - коробки с пулеметными лентами, сиреневое трикотажное белье... Были, наверное, и убитые, и раненые, их успели прибрать. Поразбойничал молодец с бронированным брюхом.
На лоснящемся жеребце вырос возле пушек командир дивизиона майор Пугачев в косо сидящей каске, автомат на шее, бронзовое лицо, широкие плечи, зычный голос.
- Вправо с дороги! Побатарейно в степь! Интервал триста метров!
Сворачиваем не только мы, но и машины, и обозы - подальше от опасной дороги.
Буро-ржавая степь до удушья пахнет распаренной полынью. Сквозь подметки сапог чувствую, как круто спеклась земля. Давно уже сорвал с головы накаленную каску, пилотка насквозь мокра от пота, пытаюсь поймать лбом ветерок, но воздух недвижим, лишь плавится от зноя, колеблет степные дали. И режет плечо ремень вдруг потяжелевшего карабина.
Горящий "КВ" и солдатские осуждающие разговоры нежданно-негаданно отравили меня. Всегда свято верил в нашу силу, с восторгом смотрел в кино, как слитно маршируют наши войска: одна нога шагает вперед - тысячи с ней, подымается одна рука - с ней в едином взмахе тысячи.