Не, Нос, на халяву мальчиков пусть этот придурок в другом месте ищет. Надо номер машины зарисовать. Пусть брательник с этим добрым дядечкой по-ментовскому разберётся.
Подожди, Лиман, встрял Марик. А что значит «как бы» перед словом «халява»?
Дедан хочет, продолжал Нос, чтобы мы с ним поговорили за жизнь, о своих мечтах рассказали, пока он нас будет везти, но только искренне. Если врать не будем, то пиво и коньяк наши.
Короче, комитетский стукач. Всё, делаем ноги, пока в памяти.
Не спеши, Лиман. Он про тебя, меня и Марика и так всё знает: где живём, кто родители и так далее. Так что делать ноги нет смысла.
Немного посовещавшись и поделившись своими опасениями, друзья, заинтригованные не столько предложением халявы, сколько встречей с неизвестным в день закрытия Олимпиады-80, всё-таки отважились подойти к такси. За рулём внешне ничем не приметной машины сидел предпенсионного возраста человек в кожаной кепке, тёмном пиджаке и светло-серой рубашке. Как только ребята расселись в салоне машины, старик развернулся на водительском кресле и, обнажив в хитрой улыбке свои не по годам белоснежные зубы, представился:
Степан Натанович. Здравия вам, молодые люди.
Друзья тоже собрались представиться и поздороваться, но Степан Натанович жестом остановил их, сказав, что он и так всё про них знает.
А откуда, если не секрет? поинтересовался Марик, который, пожалуй, раньше остальных начал приходить в себя.
Да какой уж там секрет. Таксист я, в смысле людей вожу-перевожу.
Пацаны переглянулись. Лиман попытался покрутить пальцем у виска, но внезапно осёкся и стал смотреть на шофёра.
А что, таксисты всё и про всех должны знать? осторожно, сдерживая иронию, спросил Нос.
А как же по-другому? Если не знаешь про человека всё, то куда его везти прикажете?
А я так понимаю, начал выходить из себя Лиман, вези человека, куда он сам скажет, а деньги бери по счётчику и не больше.
Очень правильное мнение. Все согласны с вашим товарищем? Вижу, что практически все, только вроде Нет, точно, у Марика есть сомнения. Итак, будущий секретарь комсомольской организации школы хочет сказать о причине сомнений вслух или мы оставим это нашей тайной?
Секретарём буду, если выберут, попытался парировать Марик.
Слегка наморщив лоб, как бы задумавшись, Степан Натанович недвусмысленно сказал:
Уже. Хотя не понимаю, зачем оно тебе надо. Суета всё это. Ну так что, про книгу скажем или ну её?
Недавно книгу я прочитал начал Марик как бы с неохотой.
Книга называется «Мастер и Маргарита», продолжил за него Степан Натанович. И наша встреча напоминает Марику встречу Воланда с Берлиозом и Бездомным на Патриарших прудах. Я правильно излагаю?
Марик судорожно начал вспоминать, кто и где видел его с этой книгой. Через несколько мгновений пришла уверенность, что книгу эту он читал только дома, да и Булгакова хоть и не проходят в советской школе, но в антисоветчики за него не записывают. Книга официально вышла отдельным изданием только в 1973 году. И конечно, не в полной версии. Многое было убрано советской цензурой. Марик не стал распинаться о том, что его отчим хранил в домашней библиотеке полную самиздатовскую версию романа.
Степан Натанович, несмотря на смутившегося Марика, спокойно продолжал:
Так вот, можно, конечно, везти человека, куда он скажет, да ведь не каждый знает, куда ему нужно, а если кто и знает, не всегда правду скажет, побоится или ещё что. А мы, таксисты, чтобы свою работу точно выполнить, должны всё про человека знать и везти его именно туда, куда ему надо, а не куда он скажет. А по поводу оплаты не беспокойтесь. Больше, чем нужно, я никогда не возьму, но и за меньшее просто так не разойдёмся.
Что-то уж совсем ничего не понятно. Как это человек может побояться сказать, куда ему надо? Чего бояться-то? И врать незачем. Да и кто будет платить, чтобы таксист просто так покатал, а не отвёз, куда надо? Вот я точно знаю, что мне сейчас во двор наш надо, с пацанами во дворе пошухерить, да и домой спать идти.
Лиман явно находился в состоянии раздражения и очень хотел распространить своё состояние на окружающих. Но особенно его бесили невозмутимость и спокойствие Степана Натановича.
Степан Натанович, в свою очередь, лишь умилялся нервозным состоянием Лимана и как ни в чём не бывало спокойно продолжал своё повествование: