А чья будет нынче у вас седмица? спросил прежде всего Марко Андреевич.
Нового, отца Кирилла! сказал Дементий и при этом как-то безнадежно махнул рукой.
Ага, вот мы его и попробуем! Я новую засеку построил. Ну, завтра зерно ссыпать будем, а без свяченья, сами знаете, невозможно такое дело делать. Хочу сегодня, чтобы окропили.
Что ж, мы с удовольствием, Марко Андреевич. Уж вы, конечно, нас не обидите.
Вот еще! Да я хоть вперед готов. Вот даже сию минуту!.. Извольте, Дементий Ермилыч, сами уже батюшке передайте!
Марко вынул из-за пазухи вязаный кошелек, отсчитал три трехрублевки и одну рублевку и подал Дементию. Дементий взял.
Ежели бы все прихожане так обращались, так мы бы богачами были! сказал он, сжимая в кулаке ассигнации. Только такими, как вы, милостивцами и живем!
Но в это время у него в голове мелькнула мысль, которая омрачила его лицо. «Чего доброго, и тут новый настоятель штуку выкинет! подумал он. Возьмет, да и даст ему сдачи. От него станется!»
А отчего бы вам, Марко Андреевич, не подождать до воскресенья? а? спросил он не без задней мысли. В воскресенье будет седмица отца Родиона, дело, значит, будет верное.
Так говорю же зерно готово, завтра ссыпаем. Никак нельзя подождать!..
Так, так!.. Ты, Антонина, угощай тут Марка Андреевича, а я схожу к батюшке, доложу
Может, и мне уже разом пойти? познакомиться, значит! Я ему два мешка жита привез для знакомства.
Нет, уж вы погодите сперва я, а потом вы
«А ежели он тебя да с твоим житом попрет куда не следует! подумал Дементий. Вот уже истинно чудаковатый батюшка!»
Дементий пошел к Кириллу. Он застал настоятеля за письменным столом. Марья Гавриловна сидела на диване и читала книжку.
А! садитесь, пожалуйста, я сейчас! сказал Кирилл, продолжая писать. Мура, вот это наш дьячок, Дементий Ермилыч Глущенко!
Мура протянула ему руку. Дементий взял эту руку всей своей огромной ладонью, сжал ее и от смущения потряс с необычайным рвением. Но сесть он не решился, а остался стоять, отступя от дивана назад два шага. Мура спросила его, велико ли у него семейство. Он ответил, что, благодарение Богу, немаленькое, и прибавил, что старшего сына уже свез в духовное училище.
В чем дело? спросил Кирилл, повернувшись к нему вместе со стулом.
С хуторов приехал мужик, Марко Шибенко. Просит поехать к нему и засеку освятить.
Что ж, поедем!
Он мужик богатый, первый на хуторе!.. Ну, и сам предложил десять карбованцев я даже и не спрашивал. Так прикажете принять? тоном виноватого объяснял Дементий.
Сам предложил? спросил Кирилл, вглядываясь в его физиономию.
Ей-богу, отец Кирилл, я и не спрашивал, даже намеком.
Ежели он богат и сам предложил, отчего же не взять.
Разумеется, отчего не взять! Вот они и деньги!
Положите их в общую кружку!.. И собирайтесь, поедем!
«Вот и разбери его! размышлял Дементий, возвращаясь домой. Ежели богатый, да еще сам предложил!.. А не все ли мне равно, богатый или небогатый. Много ли их, этих богатых? Сам, говорит, предложил! Так ведь это Марко Андреевич, хуторянин: хуторяне совсем другой народ! Дождись-ка от наших луговских, чтобы они тебе сами предложили! Еще бы! Держи карман!» Проходя через свои сени, он увидал в углу мешок с житом, туго набитый и хорошо завязанный. «Вот он сейчас и виден, хуторянин! Сам привез, никто не тянул его. Да какой мешок: кругленький, веселенький, пудиков шесть будет! Это ежели даже по шести гривен, так и то три рубля шестьдесят будет. Деньги!»
Марко Андреевич успел уже выпить добрых пять рюмок и отказывался от шестой на том основании, что надо идти к батюшке.
Оно, знаете, неловко. Водкой отдавать будет!
Это было единственное опасение, так как хмелел он, начиная со второго полштофа.
Он пошел к Кириллу. Батюшка уже облачился в рясу. Марья Гавриловна в соседней комнате рылась в комоде, доставая ему чистый платок. Марко Андреевич вошел в сени и, ради благовоспитанности, несмотря на то что было совершенно сухо, тщательно вытер подошвы о деревянный порог. Разглядев, что налево ведет большая двустворчатая дверь, а направо низенькая ординарная, он сообразил, что направо будет кухня, и взял влево. Он растворил дверь и вошел. На пороге он остановился и, устремив спокойные взоры в угол, трижды перекрестился, а потом поклонился хозяину.