Из города! сказал дьякон. У нас ведь в колодцах рыба не водится!
Тут дьякон понял, что теперь самое время развеселить всех приятной новостью.
А знаешь, Ариша, обратился он собственно к дьяконше, Кирилл-то у преосвященного был; преосвященный целовал его и сказал: «Есть, говорит, у тебя брат диакон Назар; он, говорит, во священники просился; так ты».
И видя, что все домашние слушают его с напряженным любопытством, дьякон на минуту остановился для того, чтобы подразнить их.
Или, может, не рассказывать? а?
Ну как же?!. Что же преосвященный сказал?
А-га! любопытно! А вот возьму и не скажу!
Ну, вот еще Тогда зачем было начинать! впрочем, все знали, что дьякон в конце концов расскажет, и конечно, ему самому хотелось этого больше, чем всем остальным.
«Так ты, говорит, скажи ему, чтобы он приехал, и я его сделаю священником».
Сказал?
Суровое и сухое лицо дьяконши расцвело. Священство Назара это была заветная ее мечта. Даже академическая карьера Кирилла стушевывалась перед этим благом. Что Кирилл! Вольная птица, заберется куда-нибудь за две тысячи верст, и поминай его как звали. Назар же человек, привязанный к месту, коренной, куча детей у него. Он будет жить до веку на ее глазах. Да, это обидно, что младший сын ее, магистрант, идет в сельские священники, но зато какое огромное счастье, что старший сын, дьякон, будет священником, хотя бы и сельским. Мефодий радостно потирал руки; Мотя прыгала в соседней комнате, потому что ей перед Кириллом неловко было прыгать; тетушка рыдала от радости.
Да ты правду ли говоришь? допытывалась дьяконша.
Ну вот, стану я лгать в таком предмете! А не веришь спроси у Кирилла!
Правда, правда! сказал Кирилл. Это мне сказал преосвященный!
Господи, как это чудесно!
Все были взволнованы, подходили друг к другу и делились восторженными восклицаниями. Говорили о том, как будет рад Назар и его жена Луня, как они устроятся на новом месте, как отдадут старшую дочку в епархиальное училище, для чего прежде не хватало денег.
Эх, знаешь что, старуха?! Теперь я на покой, с умилением воскликнул дьякон. Пора ведь мне! Посмотри, как я сгорбился!
Куда на покой?
А так, на покой! Подам за штат и пойдем к сыну жить! Что ж мне! Мефодий скоро семинарию кончит, а Матрену на казенный кошт возьмут
Лицо дьяконши вдруг сделалось суровым и строгим. Его как будто передернуло.
Этого никогда не будет! резко сказала она.
Ну, что ж такое?! Назар он добрый.
Все добрые, пока в карман, а как из кармана так волками делаются Знаю я. Нет уж, лучше в работницы пойду, а на шею никому не сяду.
Кирилл смотрел на бледное лицо матери и думал о том, как, должно быть, жизнь ее была несладка, если она так глубоко озлобилась. Прежде он как-то не замечал этого.
Ну, ну, пошла уже! добродушно сказал дьякон и махнул рукой в сторону жены. И вот всегда так. На людей злобится, никому не верит, даже детям своим кровным не верит.
И не верю! выразительно подтвердила дьяконша.
То-то, что не веришь. А я вот всем верю. Всякому созданию Божию верю. По-христиански.
И всякий тебя обходит за то.
А пускай его обходит. Он обходит, а я себе стою на месте. Все равно, как дуб столетний: ты его хоть миллион раз обойди, а он будет стоять нерушимо. Вот оно что!..
Эта маленькая размолвка скоро была забыта. Дьякон не настаивал на своем намерении подать «за штат». Всю жизнь он уступал Арине Евстафьевне неужели же теперь было не уступить? Скоро опять заговорили об архиерейской милости и вновь оживились. К вечеру созрел проект об извещении Назара.
Назар состоял дьяконом в селе Чакмарах, верстах в тридцати от Устимьевки. На другой день рано утром запрягли лошаденок в таратайку. Кирилл с Мефодием выехали со двора и направились по широкой степной дороге, которая вела в Чакмары. Солнце едва поднялось, над полем носилась утренняя прохлада. Кирилл чувствовал необычайную бодрость духа. Он говорил брату о том, что на него благотворно действует деревня и что он не променяет ее ни на какие столицы.
Что тут хорошего? Ни людей, ни развлечений. Одна скука! возразил Мефодий. Вообще, я тебя не понимаю, брат!
Если бы мне сказали это, когда я был в твоем возрасте, я точно так же не понял бы! ответил Кирилл. Тогда я, как ты теперь, тяготел к большому городу: мне казалось, что там только жизнь, а здесь сон и прозябание. Теперь я думаю иначе. Жизнь только здесь, здесь люди живут по существу, а там проделывают бесконечный ряд условностей. Все там условно и приличие, и уважение, и порядочность, и ум, и чувство. На все есть кодекс, и человек там раб этого кодекса. Там можно жить только для себя, здесь можно кое-что уделить и ближнему. Возьми хоть это: жизнь в городе дорога. Чтобы жить прилично, надо все силы посвящать на добывание средств. У человека не остается ни времени, ни сил на то, чтобы быть человеком. А здесь жизнь стоит пустяки. Времени много, работай, сколько хочешь. Здесь и только здесь ты хозяин своего времени, своих сил и способностей. Только здесь ты можешь отдать всего себя на служение ближнему!..