6
С работы Авдеев вышел злой и уставший, как почти всегда. Становилось темно, но на холмах еще различались развалины монастыря. За то, что тут возник город, надо благодарить ученого Палласа. Знаменитый естествоиспытатель посетил эти места в XIX веке. Придирчиво изучил долину и, вернувшись в столицы, доложил по инстанциям. В 1808, високосном году здесь появился форт Строгий, а командированный из Петербурга сухонький геодезист Ерофеев отметил его у себя в межевом атласе точкой.
Со временем на холмах вырос Покровский монастырь, что стало поводом дать поселению более жизнерадостное название Святоград. Из Петербурга снова приезжал все такой же субтильный геодезист Ерофеев и опять что-то у себя черкал. Одно жаль: просуществовал монастырь ровно до того дня, как в городок пришли большевики. Они решили вопрос без затей: монахов собрали во дворе обители и расстреляли, саму обитель взорвали, а город, заменив всего одну букву, переименовали в Светоград, намекая на зарю новой жизни. Старую букву вернули уже после развала СССР. Разумеется, имея в виду возвращение к поруганным святыням.
Авдеев сел в машину. Включил радио:
Над следовой полосой, сшибая шляпы с голов,
летит шальная ворона.
Встает похмельный Харон, трясет седой головой,
вершится круговорот.
Харон пугает ворон, потом в отместку за то вороны
будят Харона,
Идут круги от весла, и так до самых ворот,
до самых райских ворот22
Петр переключил канал, медленно отъехал от редакции, выбрался на проспект. Скрючившись в своем чернющем пальто, на остановке мерз Христофоридис.
Брат ты мой! Как удачно! расцеловал он Петра, оказавшись на переднем сиденье. Писатель чувствовал неуместность этого приветственного челомканья: оно казалось ему театральным. Ты домой? В «Поп-корн» меня по пути не закинешь? Хочу девчонкам своим мультики какие-нибудь приличные купить.
Петр вынул мобильник, набрал номер. Подождал, сказал ласково: «Римма, у меня немножко изменились планы: подойди к Поп-корну». И объяснил другу:
Девочке до зарплаты не хватает, хочу помочь.
В оформленной под ретро витрине «Поп-корна» пижонили лаком дубовых ящиков ламповые приемники, задирали хромированные носы довоенные микрофоны; овальным ночным озером с лунной дорожкой поблескивала вращающаяся на проигрывателе пластинка; маленький кинескопный телевизор с рогатой антенной глядел из угла инопланетным жуком.
Снующие у дверей люди не давали морозцу прихватить грязную жижу под ногами.
Римма, это мой старинный друг Эсхил, выдающийся русский актер и эпохальный режиссер! наигранно отрекомендовал Христофоридиса Петр.
Отомстил, отомстил, польщенно забасил Христофоридис.
А это, Эс, моя э-э приятельница Римма.
Молодая женщина улыбнулась, обозначила полупоклон головкой с безукоризненной стрижкой. Выражение ее лица говорило новому знакомому: я, конечно, вам понравилась, и при случае вы не отказались бы завести со мной роман, но сейчас в моей жизни существует только один мужчина тот, что держит меня под локоток.
Мы пошептаться, бросил Петр, отводя «приятельницу» в сторону. Короткая приталенная шубка Риммы позволяла оценить ее совершенную фигуру. Авдеев передал красотке деньги, и она, коснувшись губами его щеки, убежала.
«Поп-корн» начинался с книжного отдела. Справа стояло сразу несколько изданий «Лолиты». На всех обложках взрослый мужчина и юная девушка. Причем мужчины везде были невыразительными, зато уж девушку каждый художник изобразил по своему вкусу.
Петр оглядел стеллажи с современной прозой, снял с полки том в твердом синем переплете, тихо сказал Христофоридису: