Ну, вообще-то это можно, честно говоря, нам и самим-то не по душе за ним гоняться, но вот только вдруг он опять у дома бурмистра шастать начнёт, что тогда? А ведь если его там увидят, то нас за это не помилуют, снова высекут! засомневался старший облом.
Ну, это уж ты мне поверь, раз я обещаю, что он там больше маячить не будет, то так оно и станется! И это дело моё, как я того добьюсь, ты главное не сомневайся, думай быстрей! А я тебе с напарником за ваши терзания по золотой монетке отвешу, уж больно мне на вас смотреть жалко, как вы страдаете, ну, соглашаетесь служивые, и вам веселей и для меня польза! вновь настойчиво предложил старик и ловким движением вынул из-под подкладки две блестящие золотые монеты.
Ну, тут у старшего глаза сразу засияли, все его сомнения ясное дело вмиг улетучились и он, почтенно забрав у старика монеты, передал ему мальчонку. В ту секунду обломы, довольно заржав, отправились в ближайший кабак обмывать дармовую добычу. Ойген Карлович же быстро успокоив разволновавшегося мальца засеменил с ним к себе в домишко.
А люди, что собрались на пригорке, увидев такую развязку, только ахнули и развели руками. Вот уж чего они ещё не видели в Немецкой слободе, так это, как старик-германец, коего принимали, чуть ли не за исчадие ада, мальчишку от верного заточения спас. Ну как тут не поверить в чудеса, и по слободе вновь поползли неуёмные слухи, один другого невероятней.
5
Ну а Ойген Карловичу было не до слухов, у него в доме теперь поселилась ещё одна живая душа, что в корне меняло весь его прежний уклад. Мальчонка оказался живучим, и, не смотря на то, что обломы его основательно помяли, быстро пошёл на поправку. Старик применил к нему свои излюбленные средства лечения; дал выпить янтарных пилюль, приложил бодяжьи примочки, втёр мяты в виски, а к ушибленным местам умудрился поставить пиявок. И это дало моментальный результат, все синяки и шишки мгновенно рассосались, а головная боль прошла.
Однако помимо всех этих несущественных недугов мальчишке докучала и ещё одна беда. Оказалось, он был сильно истощён. Складывалось такое впечатление, будто малец не ел целую вечность. От мучившего его голода первое время он даже потерял дар речи и не мог говорить. Прошла почти уже неделя с его появления у старика, а он всё так и не сказал ни единого слова, лишь мычал да изъяснялся жестами. Ойген Карловичу пришлось приложить немало усилий, прежде чем он услышал от него первую внятную фразу. Наконец-то как-то вечером после ужина сидя на кухоньке за столом мальчонка всё-таки заговорил.
Спасибо вдруг тихо прошептал он и благодарно улыбнулся.
Ну, вот и хорошо, сказал первое слово, да ещё и какое слово, молодчина, так держать! А как же тебя звать-то, как мне тебя величать? ведь я так до сих пор и не ведаю твоего имени тоже разулыбавшись, удовлетворённый результатом своих стараний, спросил Ойген Карлович. Гюнтер всё также тихо ответил мальчуган.
О как! Так это же германское имя, ты что же, тоже с Немецкой слободы будешь? Впрочем, ведь я здесь всех знаю, а вот тебя не видел, откуда же ты тут взялся, и что с тобой такого приключилось, отчего же ты так истощал? заботливо пододвинув мальцу кружку с водой, поинтересовался старик.
Нет, я не со слободы, мы с родителями за городом на торфяных разработках жили, снимали там небольшую каморку, хотя и мы тоже из Германии приехали, правда, это было очень давно, я тогда ещё совсем маленьким был. Отец мой на тех разработках инженером служил, а матушка воспитывала меня, да по хозяйству хлопотала. Денег у нас мало было, не хватало, чтобы в слободе добротный дом построить. Но вот однажды отцу повезло, его озарило, и он каким-то чудом нашёл разумное и практичное решение одной очень трудной проблемы. А это решение дало владельцу торфяных разработок огромную прибыль. И он на радостях выплатил отцу большую премию, которой как раз хватало на постройку нового дома, здесь в Немецкой слободе. Отцу самому было некогда заниматься этим, навалилось много работы, и он доверил это своему давнему знакомому. Они вместе обучались инженерному делу ещё там, дома в Германии. Но тот его обманул, деньги присвоил, и выстроил дом себе, а на отца с матушкой донос написал, пришли солдаты из тайного приказа и увели их куда-то. Сам-то я толком не знаю, как всё случилось, меня тогда рядом с ними не было, я в лес за ягодами ходил, мне об этом потом добрые люди рассказали. Ну а дальше я пошёл их искать, но всё напрасно, нашёл только тот дом, за который заплатил мой отец. Это и был тот новый дом бурмистра Урента, а сам Урент и есть тот давний знакомый моего отца. Потому-то я и сидел возле его дома, внутри меня тогда всё клокотало и бурлило, хотелось с ним поговорить, высказать всё, в глаза ему, наглому лжецу, посмотреть, а он на меня служивых натравил. Вот такая история приключилась со мной и с моей семьёй тяжело вздохнув, закончил свой рассказ Гюнтер.