Он делится со своим другом платоновской диалектикой: «Я верю и знаю, что все то, что существует в великом мире, также есть и в малом; что возможно в малом мире, то случается и в большом».
«Иногда разговор касался смерти, вспоминает М. Ковалинский. Страх смерти сильнее всего нападает на человека в старости. Нужно заблаговременно подготовить себе вооружение против этого врага мирным расположением воли своей к воле творца. Такой душевный мир подготавливается издали, тихо растет в тайне сердца и усиливается чувством сделанного добра»
«Имел ли ты когда-нибудь, продолжал Сковорода, приятные или страшные сновидения? Разве чувства этих мечтательных удовольствий или страха не продолжались только до пробуждения твоего? Со сном все кончилось. Пробуждение уничтожило все радости и страхи сонной грезы. Так и всякий человек после смерти. Жизнь временная есть сон мыслящей силы нашей»
На третьей неделе этого доброго свидания подходил к концу август, «был на излете», как и жизнь Григория Варсавы. Он и прежде не раз оговаривался в письмах к друзьям: вот, если в эту зиму или весну «не сброшу своей телесной бренной линяющей шкуры», то увидимся «Болезнь моя есть старость».
«Старость, осеннее время, беспрерывно мокрая погода умножили расстройство его здоровья, усилили кашель и слабость, рассказывает М. Ковалинский. Он просил отпустить его на любимую им Украину, где он жил и хотел умереть. Друг упрашивал его остаться у него, провести зиму и со временем окончить свой век у него в доме. Но он сказал, что дух его велит ему ехать».
Перед отъездом случился небольшой казус. Ковалинский хотел дать Сковороде что-нибудь в дорогу, снабдить деньгами вдруг в пути усилится болезнь, придется где-нибудь остановиться, заплатить. Сковорода посмотрел на своего «постаревшего кузнечика»:
Ах, друг мой! Неужели я не приобрел еще доверия в Боге, что промысел его вечно печется о нас и благовременно дает все потребное?
26 августа они простились. Сковорода обнял друга и сказал:
Может быть, больше я уже не увижу тебя. Прости! Помни всегда по всех приключениях твоих в жизни то, что мы часто говорили: свет и тьма, глава и хвост, добро и зло, вечность и время
Времени жизни для Сковороды оставалось чуть больше двух месяцев
Последняя остановка
«Где и когда умереть? Не боится тот, о ком Аввакум говорит: «Праведник от веры жив будет», писал Сковорода своему другу Якову Правицкому. Но в начале осени 1794 года Сковорода в смятении, его душа словно не на месте. В воспоминаниях М. Ковалинского это беспокойство чувствуется отчетливо.
«Приехав в Курск, пишет биограф, Сковорода остановился у тамошнего архимандрита Амвросия, мужа благочестивого. Прожив тут некоторое время, из-за постоянных дождей он улучил ясную погоду и отправился далее, но не туда, куда намеревался. В конце пути своего почувствовал он побуждение ехать на то же место, откуда выехал к своему другу, хотя совершенно был не расположен».
Его пристанищем стало небольшое имение помещика Ковалевского Ивановка. Здесь он бывал и прежде, хотя вряд ли Ивановка была тем местом, которое пришлось бы ему сильно по душе. Тексты его также Ивановкой не маркированы, в отличие от Бурлуков, Гусинки или Бабаев.
«В деревне у помещика Ковалевского небольшая «кимнатка» окнами в сад, уютная, была последним его жилищем, описывает последние дни Сковороды И. Срезневский. Был прекрасный день. К помещику собралось много людей погулять и повеселиться. Послушать Сковороду было также в предмете За обедом Сковорода был необыкновенно весел и разговорчив, даже шутил, рассказывал про свое было, про свои странствия, испытания. Из-за обеда встали, будучи все обворожены его красноречием. Сковорода скрылся. Он пошел в сад. Долго ходил он по излучистым тропинкам, рвал плоды и раздавал их работавшим мальчикам
По вечер хозяин пошел искать Сковороду и нашел под развесистой липой. Сковорода с заступом в руке рыл яму узкую длинную могилу.
Что это, друг Григорий, чем ты занят? сказал хозяин, подошедши к старцу.
Пора, друг, кончать странствие, ответил Сковорода, и так все волосы слетели с бедной головы, пора успокоиться.
И, брат, пустое. Полно шутить, пойдем.
Иду, но я буду просить тебя прежде, мой благодетель, пусть здесь будет моя последняя могила.