После того, как художник бросил кисть и сбежал, старый ростовщик умер дух оригинала перешел в портрет; после того, как Холлуорд нарисовал невинного и прекрасного юношу, явился бездушный монстр оригинал умер
* * *
Роковое в каждом портрете то, что портрет не может иметь двойников он утрачивает их, как только кисть художника сделает последний мазок. Именно эта обреченная единственность портрета встревожила и Гоголя, и Уайльда и заставила их искать двойника только двойник способен оживить портрет и сделать его, если исходить из мысли Ю. Лотмана о двойничестве, фигурой мифа.
С этого момента изображение перестает быть просто изображением, пространство холста наполняется первобытным мышлением, зарей человечества, высветившей миф как миропонимание.
«Изгиб ваших губ переделает заново историю мира».
* * *
«И видит: старик пошевелился и вдруг уперся в раму обеими руками. Наконец приподнялся на руках и, высунув обе ноги, выпрыгнул из рам»
Белинскому в свое время не понравился именно этот «фантастический элемент» упрек Гоголю был естественен: позволительно ли писателю, создавшему «Ревизора» и «Мертвых душ», заниматься страшными сказками!
Позволительно иначе не стал бы Гоголь в 1842 году заново переделывать всю повесть. Конечно, следует оговорить: вторая редакция во многом была зависима от религиозного перелома в судьбе Гоголя а потому история художника, нарисовавшего дьявола, есть личная история Гоголя и во многом его программа.
Сказочный же портрет остался почти неизменным: и было в этой «сказке» то, на что старая критика не обратила внимания: «нет ли здесь какой-нибудь тайной связи с его судьбою, не связано ли существование портрета с его собственным существованьем, и самое приобретение его не есть ли уже какое-то предопределение?»
Глаза страшного ростовщика, прожигавшие насквозь и забиравшиеся внутрь, теперь целиком управляли положением калечили души, жизни; это было помутнением, замешательством. Портрет ростовщика есть своеобразная персонификация рока, судьбы, это мифический бог предопределения, сказавший совершенно ясно и однозначно судьба человека суть промысел темный.
Бог дал человеку душу, дьявол наградил человека Роком
* * *
У Чарткова была одна идея, «более всего согласная с состоянием его души» ему хотелось изобразить «отпадшего ангела». Эту работу сделал за него Оскар Уайльд.
* * *
Портрет работы Бэзила Холлуорда, несомненно, сложнее, чем те глаза, которые, по примеру Леонардо да Винчи, задействовал Гоголь. Сложнее хотя бы потому, что портрет Дориана Грея лишен сказочных хождений в нем нет той инфантильной мистики, что бросается в глаза у Гоголя. Уайльдовский портрет целиком живет внутренней жизнью, она протекает где-то в глубине холста. Не случайно же Дориан пытался уразуметь ее по атомам, какие, вдруг перестроившись, образовали жесткую складку и испортили его лицо.
Загадку этих изменений он так и не понял.
В целом же, мечта Дориана сбылась. «Я знала его восемнадцать лет, и он ничуть не изменился», говорила в грязном притоне износившаяся женщина брату Сибилы Вэйн.
Мечта Дориана сбылась он уступил свой рок своему портрету.
* * *
Гоголь и Уайльд словно меняются местами: если у Гоголя портрет властвует над художником Чартковым, ставшим его заложников, то у Уайльда Дориан властвует над своим портретом он желает видеть свою судьбу со стороны, и ему это, надо сказать, неплохо удается.
Но весь нарциссизм разом исчезает, как только Дориан начинает со злорадством рассматривать портрет: и вот уже видит, как тот стареет и покрывается пятнами, как на нем изобилуют человеческие пороки. Смерть Нарцисса это раздавленное зеркало. У Дориана одна страсть изничтожить совершенно ту красоту, что запечатлел когда-то Холлуорд. Грей находит в этом особое садо-мазохическое удовольствие; он соблазняет, бросает и растаптывает женщин, чтобы наложить на холст печать сладострастия; он идет на убийство, чтобы на холсте появились пятна крови; он очаровал деревенскую девушку и затем благородно ее оставил на холсте остается лицемерие
Впрочем, стоит ли пересказывать мы все равно это сделаем еще хуже Уайльда.
«Есть что-то роковое в портрете» портрет и есть сам рок: и это ослепительно выразил Уайльд. Под занавес Дориан начинает понимать, что его власть над портретом лишь иллюзия, что все метаморфозы, происходившие в глубине холста, были подобны кнуту в руках извозчика, а он Дориан английская лошадь