Но это потом.
А пока Гоголь где-то достал рекомендательное письмо к Жуковскому неплохое начало карьеры. А пока Гоголь секретарствовал по разным департаментам и службам, причем, переписывал и перекладывал бумаги намного хуже своего Акакия Акакиевича, а потому нигде долго не задерживался. И когда в «Авторской исповеди» Гоголь напишет, что «мысль о службе его никогда не покидала» на каком бы то ни было месте или должности, то он, должно быть очень ловко слукавил.
Министерская служба требует министерского же послушания, канона, правила, чего в характере Гоголя нет и никогда не было.
Гоголь делает выбор.
Первый шаг к одиночеству в том, что Гоголь решил стать писателем; и в этом повинен не столько писательский зуд, который был у Гоголя в гимназии и заставлял его сочинительствовать под партой, это была возможность свободы.
Впрочем, никем иным Гоголь и не мог быть; все остальное, что не относилось к писательству, делалось гоголем из рук вон плохо он был плохим секретарем, плохим профессором, плохим любым работником; даже плохим мыслителем слабым, как говорил Достоевский. Но то, что ему удавалось лучше всего его произведения оказалось ужасно плохо для России.
«Неужели и моя рожа крива?» крива, крива
* * *
Дотошный читатель гоголевских писем воскликнет: «Автор не прав! Он говорит, что Гоголь никого не любил и ни в кого не влюблялся. А ведь женщина все же была!» И приведет в пример письмо Гоголя к матери, где Гоголь писал о Ней, Незнакомке, Ангеле. «Поразительное блистание лица», «глаза, быстро пронзающие душу», «их жгучее сияние», «божество, облеченное слегка в человеческие страсти», «взглянуть на нее еще раз!..»
Хорош портрет, не так ли? И это у Гоголя, который не упустит даже пылинки на бекеше! А каков цвет глаз у героини? А волосы: длинные ли, короткие? А кожа: светлая, смуглая? А походка? А жесты? А стан? Куда это все подевалось? Друг Гоголя Данилевский, с кем он жил тогда на одной квартире, что-то не припоминает никаких жгучих страстей. К тому же Гоголь потратил мамины деньги больше тысячи нужно же было как-то выкручиваться. И в Любек поехал неизвестно зачем.
Впрочем, стоит ли об этом письме? стоит, и очень стоит: это единственное письмо, в котором Гоголь признается, что страстно влюблен в кого-то (пусть даже этот человек и вымышлен). Если и говорить о дикости гоголевского одиночества то она в исключении из жизни любви и страсти.
Почему в жизни Гоголя не было женщин? это сегодня, на излете ХХ века, самый интересный вопрос в силу своей «желтизны» и «жарености». И уж коль скоро мы заговорили об этом, то оставим на время первый шаг к одиночеству писательство, и примемся за второй комплекс Гоголя. В нашем отравленном сексуальной революцией сознании ныне укоренилось четыре обвинения Гоголю в разных патологиях (спасибо газете «Спид-Инфо» за это) некрофилия, гомосексуализм, импотенция и онанизм.
О «половой загадке Гоголя» заговорил еще Розанов, и он же намекнул: де-мол, у Гоголя в сочинениях нет ни одной живой девушки, а если и есть, то с какими-нибудь непременными уродствами. Зато покойницы сплошь красавицы. На основании этого делается «розановский» вывод: если Гоголь так живописует покойниц значит, у него влечение к трупам. Перенесите художественное воображение философа в реальную жизнь и мы получим Гоголя-монстра, рыскающего по моргу или разрывающему на кладбище могилы.
Этого, естественно, в реальности не было.
Было другое два страха. Один страх смерти, страх перед всем тем, что ее окружает, что является ее атрибутикой, пусть подчас и косвенной. Второй страх перед человеком, который может узнать некую гоголевскую тайну и огласить ее.
Такой тайной, как говорят, был гомосексуализм. Большую ценность для сторонников этого порока Гоголя представляют отношения писателя с художником А. А. Ивановым, который в начале 1840-х годов жил в Риме, как и Гоголь. По воспоминаниям, они часто запирались ото всех, никого не посвящали в свои планы (это, кстати, объясняется гораздо прозаичнее: Иванов писал с Гоголя эскизы, а Гоголь думал, как бы ему войти в «Явление Мессии» на правах персонажа). Их называли «неразлучной парочкой» лакомый кусочек для желтой прессы.
Мы же помним: Гоголь никогда никого не посвящал в свои планы и тайны; он даже не позволял себе откровенностей по поводу произведений, а уж личная жизнь, как, кстати, об этом свидетельствуют почти все биографа, оставалась совершенно закрытой и недоступной.