Железо не летает. А ты обыкновенная ржавая болванка! сказал сервант, которое за всю свою жизнь не обидел даже мухи.
Осколок выдержал паузу и, прислушавшись, сказал:
Я слышу, как приближается гроза. Огненная молния продырявит крышу вашего сарая, и тогда вы исчезнете в огне и дыме. О, сколько бы я отдал за то, чтобы насладиться созерцанием великого пожара! Вы превратитесь в пепел, и я буду топтать его, смешивая с грязью
Замолчи! кресло издало звук, похожий на предсмертный стон.
Гроза тем временем приближалась неумолимо и даже доносился металлический скрежет, словно там, за окном, уже сидела смерть и точила свою косу.
Что это? прошептала полка, вырвавшись из объятий звездного гостя.
Гроза, ответил за него разбуженный стол.
Гулко хлопнули ставни, стекла зазвенели, и после очередного удара грома в комнате многие проснулись, и в доме запахло гнилью и паникой.
Я боюсь, вздрогнула книжная полка и стала искать глазами радиоприемник. В суматохе спросонок никто, кроме нее, о нем и не вспомнил.
Стекло звякнуло, разбилось, и в комнату ворвался дикий ветер.
Господа, поздравляю вас с концом света! весело произнес сервант, пытаясь поднять настроение окружающих.
Ставни уже колотили без устали; дом гудел, и вскоре с крыши с грохотом сорвалась проржавевшая антенна.
Господи, что же это творится! кровать запричитала, и успокоить ее было делом нелегким.
Осколок спокойно смотрел на обитателей старого дома и, казалось, даже радовался вот, вот так вам!
Вдруг раздался треск и запахло дымом.
Горим! взвизгнула кровать в один голос с книжной полкой.
Я был прав, негромко заметил осколок, обращаясь к креслу. Бог видит, кого обидит. Вот и все, господа. Дерево прекрасно горит, не так ли?..
Через мгновение все вспыхнуло, и сухой, прогнивший дом стал похож на горящую скомканную страницу из рукописи.
* * *
В небо уносился сизый дым. Маленькое облачко, тающее над чадящими головешками, вдруг произнесло:
Уважаемое кресло, и ты здесь?! Смотри, вот мы парим над землей! Вон то облако кровать, то шкаф, а вон то, маленькое, табурет.
Слушай, сервант, а ты знаешь, что это значит?
Нет, но догадываюсь
А ведь мы живем, как птицы, как облака, как звезды, настоящие звезды! Мы открыли для себя новый мир. А значит, мы всегда будем жить!
Вне сомнения
май, 1989ВЗБАЛМОШНАЯ ПОЛНОЧЬ (1990)
Ремонт
Смешать ли ночь с обойным клеем,
И до утра газеты ляпать,
И стулья известью закапать
Какая чудная идея!
Снять шторы, вытащить гардины,
Огней бриллиантовые грозди
Прибить на дюбеля и гвозди
Вот ночь дошла до середины,
Такая странная и злая,
В огромном, опустевшем мире.
Зачем вершу погром в квартире?
Теперь уже и сам не знаю.
Домовой
Но чу! Кто дышит за портьерой?
Кто влез в окно как вор-домушник?
И отсыревших спичек сера
Шипит меж пальцев непослушных.
Должно быть, бес меня попутал,
Что слышу голос половицы.
Вдруг чей-то образ, лишь минуту.
Ой, ба! Знакомые все лица!
Мой домовой! ты за стихами
Пришел? Ну что же, почитаю.
Давай стакан с холодным чаем
Перемешаем со словами,
И до утра затянем песню,
Шатаясь по квартире сонной,
Про то, как два смешных влюбленных
Вздыхали по чужой невесте
Сказка
Разлука туманна, как даль белоснежна,
И мрачен таинственный страж.
И горько, и странно, и в комнате смежной
Рыдает твой маленький паж.
Все выпито, смято, и тьма в зале тронном
Там движется сказочный эльф.
Звучала соната в проеме оконном
Паж помнит твой розовый шлейф.
Он помнит дыханье, он чувствует руки,
Он просит лишь горстку тепла.
Он весь в ожиданье, но вновь слышит звуки
Разбитого вдребезг стекла.
«Печные трубы: сажа, сажа»
Печные трубы: сажа, сажа;
По половицам скрип да скрип.
И ветер за окном охрип
И не гоняет листья даже.
В сыром подвале: мыши, мыши;
И раздается хруст да хруст.
Молитвы сонные услышит
Пустой смородиновый куст.
А в черном небе: флаги, флаги;
И колотушки стук да стук.
И голос бога тяжкий звук,
И как со дна молочной фляги.
В соседской бане: охи, ахи;
Эдемский веник хвать да хвать.
Когда замрет на полувзмахе,
Тогда и время умирать.