А дым от папиросы так же реален, как и все, что находится с той стороны окна. Я сижу и курю, и ловлю снежинки ведь там, за распахнутыми створками, зима.
Но мне совсем не холодно. Наверное, мне всегда одинаково, мне всегда медленно. Так же, как «тихо течет река по равнине», и все это в стороне от Зевса, Хирона и Прометея.
И я не знаю, что оставил в стране Эллады. Уж не я ли когда-то давно сквозь тысячелетия был невидимым слугой греческого пантеона, а затем: тайным советником при русском дворе; чтобы в конце концов стать сотворителем мифа о прекрасном и одиноком поэта.
Лавры слепца из Маары и зрячего шута на Ирбитской ярмарке не дают мне покоя
Я никак не мог предполагать, что будет столь беспокойно в доме, которого нет, но с окнами, которые во двор. В нищету и отчаяние
А как хотел бы я, чтобы окна выходили в сад, к красивым фонтанам рая! Но и они выдуманы. И все выдумано. Лишь третий круг ада у Акутагавы есть на самом деле.
Вот и цвета вдруг стали сумбурными с той стороны окна. Но может быть, это и есть то самое зеркало Тарковского? Я смотрю в мир, и ничего не вижу, кроме себя. Такой же нищий, изношенный, надломленный
«Мир надвое, и я оттуда»
Тропинки в лесу усыпаны хвоей; падает снег, близки сретенские морозы, а в моем лесу по прежнему осень. Там всегда осень: лилово-красные липы и лимонные березы, и поседевшие сквозь вечную зелень сосны. Лес смешанный, смешной
А белый дом хатка-мазанка куда ему до президентских покоев. И всадник, скорее всего, принес плохую весть где уж мечтать о хорошей! Хорошие вести можно лишь выдумать выдуманное не бывает плохим.
Значит, я вместе со своим домом хороший.
И неинтересный Ибо «один путь открыт путь порока». И все идут по нему, и все счастливы оттого, что идут по нему. А праведники? Что праведники? Они лишь верстовые столбики и запрещающие знаки, на которые никто не обращает внимания.
Я никуда не иду. Мне приятнее быть там, «между двух рек». Я никуда не исчезну, но и никогда не появлюсь
Как тяжело время перешагивает за полночь!
«Вы всю жизнь заботились о душе и совсем забыли про тело». Я знаю, что так оно и есть, и что это неоправданный выбор.
И зачем я выстроил себе этот дом? Для тепла ли? Не знаю
Шум падающих листьев вечная музыка уходящего. Кто унаследует сон? На чьих ладонях будут таять снежинки?
Все преходящее застывает, становится зимой, становится стеклом. Дым от печной трубы стоит столбом к морозам от Рождества к Сретенью.
Вот и все, пожалуй
И стоит ли мне удивляться тому, что снова сижу один на кухне, за старым столом, укрытым порезанной клеенкой, пью вчерашний чай и уже ни о чем не думаю. Смотрю на неприветливых прохожих, что спешат на работу и в магазин, на ярко-красную машину с екатеринбургским номером
Жаль, что у меня нет такой машины. Стало быть, и ехать никуда не надо смотри на кофейные обои и пиши
Я становлюсь нудным и ворчливым. Мое старенькое кресло скрипит, и в печи едва теплы угольки, и шкаф, навалившийся на стену, печально глядит пустыми полками. Все хорошо
Да, быть может
«Вам что-нибудь нужно?» «Нет, ничего не нужно».
И в руках у меня томик Бальмонта, с загнутым уголком на стихотворении о надменной красавице
Это все оттуда
Мне не интересен адрес на почте не принимают мои письма
1990ПИСЬМО (1990)
И я даже не знаю, зачем пишу вам. Смешно. Смешно и больно. И глаза предательски слезятся от ветра. Что я могу сказать вам? Несколько слов о любви нужны ли они, когда уже все предрешено; или говорить ни о чем тогда какой смысл в моем письме?
Мне страшно думать о вас в промокшую сентябрьскую ночь, когда под ногами грязь; и с неба что-то неумолимо падает сырое и мелкое и ветер несет это сырое и мелкое по безлюдным тротуарам, сдувает с плоских крыш и туманит свет фонарей.
Но я знаю: вам сейчас тепло и уютно, и я рад за вас. Я рад даже за себя, что сумел вовремя уйти и вернуть вам нарушенный мною покой.
Пусть я не могу оставаться до конца искренним, но поверьте, если меня завтра будут убивать где-нибудь в пьяной подворотне, то с последней мыслью придет сожаление жаль, что я так и не почувствовал аромат ваших губ, и жаль жаль, что все закончилось намного быстрее, чем я когда-то рассчитывал