Я не посещал эти совещания регулярно. Только во время подготовки проекта и начала строительных работ в Москве являлся, как на службу. Потом, когда обнаружил, что дела идут прекрасно и без моего участия, а моего мнения никто Папа тем более не спрашивает, и на совещаниях я главным образом встреваю невпопад, я забросил бывать на них. Кроме того, мне совершенно не нравилось, что Папа того и гляди станет воспринимать меня как своего сотрудника, вот-вот начнет покрикивать на меня, как на подчиненных: и дурак, и тупой, и такой-сякой. Так что я захаживал туда лишь изредка исключительно из любопытства или от нечего делать, в качестве, так сказать, вольного художника. Тихо посиживал себе в уголке да нюхал табачок.
Сначала я собирался отправиться домой и, может быть, помечтав о чем-нибудь приятном, немного соснуть, но тут мне пришло в голову, а не переведаться ли мне с нашим доктором. Вообще-то, я человек замкнутый, сугубо интровертированный, практически не нуждающийся в чьем-либо обществе, но с доктором поддерживал приятельские отношения. Объединяла нас, главным образом, любовь к кофе по-турецки. Время от времени мы сиживали вечерком в известном кафетерии, что при контрольно-пропускном терминале на входе в Москву, попивали кофеек и болтали о том, о сем. Я рассказывал ему о всяческих парадоксах из области архитектуры, а он смешил меня байками из своей медицинской практики. В этом смысле доктор был просто душа человек. К тому же у него всегда можно было перехватить взаймы.
К сожалению, тот странный разговор под горкой в высшей степени неожиданный до того смутил меня, что я с тех самых пор, чтобы не встречаться с доктором, избегал появляться в кафетерии. Не то чтобы мне стало неприятно общаться с ним, но я боялся, что снова могу попасть в двусмысленное положение и не буду знать, как себя вести. Я так и не обсудил того, о чем узнал от доктора, с самим Папой, а стало быть, не выяснил его, Папы, персонального мнения на этот счет. Дальнейшие туманные намеки доктора, если бы они снова последовали, поставили бы меня в положение любителя сплетен, если не хуже, за спиной Папы выслушивать и обсуждать вещи, явно со скверным душком. Теперь я, естественно, не собирался передавать доктору все подробности, услышанные от Майи и Альги насчет маршала, но теперь мне было очень даже любопытно услышать мнение его относительно обстановки в целом. Впрочем, если бы я и рассказал ему обо всем, в том не было бы большой беды. Другое дело, что попутно любопытный доктор забросает бы меня вопросами о девушках. А мне этого совсем не хотелось.
Я надеялся перехватить у доктора немного мелочи. Хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя недоделанным в присутствии вахтеров, лифтеров и прочей контры. Деньги, которые я получил под Новый год в качестве премиальных вместе с дипломом почетного гражданина, уже давно испарились без следа. Львиная их доля пошла на то, чтобы Наташа расплатилась за взятую в «кредит» шубу. Кое-что перепало сантехникам, которые монтировали новое отопление и канализацию, кое-что ушло на оплату позорно просроченных «счетов» из школы Александра, а оставшуюся малость я отдал нашим старичкам, чтобы они имели возможность пополнить семейно-стратегические запасы сахара и макарон.
Между прочим со званием почетного гражданина я, естественно, получил кое-какие привилегии. Например, бесплатный проезд в общественном транспорте, пользование телефоном. Мне была выдана универсальная и бессрочная магнитная карточка. Существовал и весьма впечатляющий списочек заведений в Москве, где по предъявлении моего диплома меня были обязаны обслужить что называется по полной программе накормить, напоить. В частности, я мог теперь преспокойно, хоть три раза в день попивать в популярном кафе свой излюбленный кофеек по-турецки. Мог-то я мог, но даже мысли не допускал набраться наглости и воспользоваться своим законным правом. Не уверен, что своим посещением я бы осчастливил официантов и барменов, размахивая у них перед носом своим наляпистым дипломом. В общем, наслаждаясь сохранением инкогнито, я по-прежнему везде предпочитал платить за себя сам.
Я позвонил нашему горбатому доктору, который как раз навещал одну важную птицу в Москве. Доктор очень обрадовался, услышав меня, и сказал, что сам давненько не пил кофеек и с удовольствием прибудет на наше обычное место в кафе у Западных Ворот Москвы. И время самое подходящее. Даже наиболее капризные пациенты, которые, мол, не умерли, вдруг сделались замечательно здоровехоньки. Он как раз отпустил свою медсестру, а сынишке Петеньке обещал быть дома только через час.