Наташа первым делом сбросила лыжный костюм, направилась к трюмо, где лежала ее косметика, и принялась приводить себя в порядок. Я же отправился следом за Александром. Он прилег на кровать, повернувшись ко мне спиной, в обнимку со своим Братцем Кроликом, словно хотел его от меня спрятать.
Что там у вас случилось, Александр? послышался из соседней комнаты Наташи. Было понятно, что она растянула губы и красит их помадой.
Я сел к сыну на кровать и молчал. Александр сопел, но тоже молчал. Было слышно, как Наташа перебирает коробочки с пудрой, тушью, кремом. Наконец Александр повернулся ко мне и, по-прежнему не говоря ни слова, показал Братца Кролика. У симпатичной мягкой игрушки не доставало правого уха. Оно было вырвано с корнем и лежало рядом на подушке.
Ну это поправимо, сказал я. Попросим маму, она пришьет так, что и заметно не будет. «Какой он еще малыш, наш милый Александр!» подумал я с нежностью.
Мы еще помолчали.
Я взглянул в окно и увидел, что компания ребят с Косточкой во главе высыпала на улицу и направляется на горку. Почему Александр не пошел с ними?
Я не дал им его убить! вдруг сказал мальчик звенящим шепотом.
Ты что, Александр? О чем ты говоришь?
И не дам! Ни за что не дам! сказал он и упал лицом в подушку.
Сколько я не пытался его расшевелить, заставить рассказать, что произошло, мальчик упорно молчал.
Что случилось, милый? спросила Наташа, подсаживаясь к нам и ласково проводя ладонью по острым лопаткам сына.
Поедем домой! Я хочу домой! прошептал Александр, едва сдерживая слезы.
Но сейчас мы будем все вместе обедать, милый, сказала Наташа. Вечером опять будет много вкусного. Потом ты еще поиграешь с друзьями. А завтра поедем.
Нет! Поедем сейчас! требовал он.
Жена сделала мне знак, чтобы я вышел, и принялась успокаивать сына.
Я шел по пустынному коридору первого этажа. По коридору слонялись мастино. Флегматичные и толстомясые. Пару лет назад Мама взяла щенков на забаву ребятишкам, теперь они выросли, разжирели и в вразвалочку слонялись между гостями, путаясь под ногами и тычась тяжелыми мордами между ног и в ягодицы. Полированные дубовые двери по обеим сторонам, белоснежные фарфоровые пепельницы, на стенах, отделанных дубовыми же панелями, старинные барометры, астролябии, компасы и хронометры. В узких нишах плоские аквариумы с экзотическими морскими рыбками, гадами и водорослями. Золоченые дверные ручки сверкали, словно на «Наутилусе» или в первом классе «Титаника». Красные ковры гасили звук моих шагов. Интерьер особняка был плодом собственных Папиных фантазий. В непосредственной близости от зимнего сада имелся еще и флигель, обставленный точь-в-точь, как охотничий домик авиатора Геринга, т.е. с тирольскими сувенирами, охотничьими трофеями чучелами и головами медведей и оленей, убитых, слава Богу, не Папой, у которого на такие чудачества просто не хватало времени. Этот флигель Папа занимал единолично, здесь у него располагался «деревенский» офис.
Из окна я увидел, как Папа заходит в него в сопровождении дяди Володи, на котором снова были шуба Деда Мороза и растрепанная белая борода, и который, как мне показалось, находился в чрезвычайном возбуждении, забегая то справа, то слева, как будто что-то объяснял или докладывал на ходу.
Я вошел в гостиную, где вчера мы веселились около елки, и был сражен варварской картиной. Зловещая гора черепов на известном полотне Верещагина, под елкой были грудой свалены детские игрушки. Те самые, которые вчера ребята получили в подарок от Деда Мороза. И все они были самым зверским образом разбиты, разорваны, расчленены.
Сверху лежали отсеченные головы Русалочки, Розового Слона, Медведя, куклы-невесты и Робота. Словом, всех тех персонажей, за которых с таким жаром молился прошлой ночью мой Александр. Рядом валялись обломки игрушечного оружия и раздавленные каблуками солдатики, еще недавно такие изящные. Елочные игрушки на ветках тоже оказались методично изничтожены: стеклянные шары разбиты, вместо них болтались зазубренные огрызки, а серебристая и золотая мишура разодрана в клочья.
Господи Боже ты мой! пробормотал я, не веря собственным глазам.
Ничего не соображая, я вышел из гостиной. Навстречу мне, показался понурый маленький силач Алеша, сынок Толи Головина. Его лицо совершенно расплылось, опухло от слез. Я хотел его остановить, но, едва завидев меня, мальчик опрометью бросился по направлению к оранжерее и исчез. Минуту-другую я собирался с мыслями, а затем сообразил, по какой такой надобности дядя Володя прибежал к Папе и о чем так торопливо ему докладывал. Я тоже поспешил во флигель. Пробегая по двору, я заметил, что компания ребятишек уже на горе, а Алеша, с которым я только что столкнулся в коридоре, уже догоняет остальных.