Его расстрел еще раз подтверждает, что для того, чтобы служить Советской власти нужно изгадиться до конца. Он не дошел до этого конца и, как непригодный для Советской власти элемент, был уничтожен.
На Севере смеркается рано...
Часа в 4 дня нас выгрузили из вагона. Как всегда, долго возились выстраивая и пересчитывая. Окружили конвоем и повели...
Идти пришлось недалеко, всего версты полторы. Издалека я увидел высокий забор... Вышки часовых... И громадные ворота.
Над ними надпись - "У. С. Л. О. Н." - "Управление Соловецких лагерей особого назначения". "Кемский распределительный пункт".
Подошли... Все, даже уголовники, всегда наружно бодрящиеся и веселые, как то приутихли. Жизнь кончается.
Впереди знаменитая Соловецкая каторга... Раскроются ворота. Впустят... И навсегда...
Неужели навсегда ? Подумал я.
Нет. Ведь только на три года.
Да не на три, а на всю жизнь. Выхода нет...
Начальник конвоя постучал в дверь, часовой открыл окошечко, посмотрел и сильно дернул за веревку колокола. Гулко, на морозном воздухе раздался звон.
Вышел караульный начальник. Ворота раскрылись... Мы вошли... Они закрылись...
И я на каторге.
"Попов остров" - небольшой островок, кажется, километра три в длину и два в ширину, принадлежит к группе Соловецких островов. С материком он связан дамбой и железнодорожным мостом.
Прежде он служил передаточным пунктом для богомольцев и монахов, едущих на главные Соловецкие острова, находящиеся от него в 60-ти километрах. Теперь это один из самых тяжелых пунктов Соловецкой каторги.
На юго-западном его берегу расположен лагерь Соловецкой каторги. С трех сторон этот кусок сплошного камня, в пол километра в длину и в одну треть ширины омывается морем. Здесь нет ни одного дерева, кое где он покрыт землей, все остальное гранит. Со стороны моря он окружен переплетенной колючей проволокой. От суши отделен высоким забором. За проволокой и забором - вышки для часовых.
В длину, от ворот, к юго-западному его концу, идет"линейка", то есть на камне настланы доски. Здесь в летнее время, а иногда и зимой - за наказание, происходит поверка.
Справа и слева от нее расположены большие бараки. У ворот - караульное помещение, канцелярия, барак чекистов и барак женщин. В ширину идут мастерские, электрическая станция, кухня, баня, лазарет, политический барак, цейхгауз и карцера.
Кто строил этот уголок, я не знаю. Говорят, что начат он при постройке Мурманской железной дороги, продолжен при пребывании на Севере англичан и кончен большевиками. Причем каждый внес свое: инженеры - плохие бараки, англичане - электрическую станцию, большевики - карцера. Что последнее произведение принадлежит им - это мне известно достоверно.
Нас вывели на линейку...
Остановили и начался прием... С палками в руках, в самой разнообразной одежде, с малиновым цветом на шапке или на петлицах, со всех сторон из всех бараков бежали к нам чекисты... Это была Соловецкая аристократия - войска внутренней охраны - бывшие сотрудники Г. П. У. Наше будущее начальство.
Начался "парад"...
Я был на войне. Слышал команды там, где он имеют действительное значение, где командой нужно вести человека на смерть и поэтому часто в нее вливается и злоба, и ярость, и самая нецензурная ругань, но я никогда не мог представить, чтобы команду нужно было так изгадить и исковеркать, как это сделали чекисты.
Нас было всего около ста человек, и над этими ста голодными, истощенными и замороженным людьми, измывались 25 человек. Это был какой то сплошной никому ненужный рев. Они изощрялись один перед другим, но чего они хотели от нас, ни они не мы не понимали. Мне кажется это были просто люди уже перешедшие в стадию зверя, которому нужно порычать...