(Так оно и случилось).
Поэтому не пора ли ему самому позаботиться о себе.
Для проведения плана в жизнь, я познакомился кое с кем из людей, дорожащих не только своей карьерой, но и Poccией. Изложил им мой план. Начала создаваться организация, но события опередили выполнение плана.
Временно я находился в Холмогорах. Было скучно. Развлечений не было. Пить я не хотел принципиально. На фронте было тихо. Хотелось дела.
В феврале месяце 1920 года я на лошадях выехал в Архангельск. Пути было около ста верст.
Приехал я туда вечером, заехал в гостиницу, снял "пимы", "совик" и "малицу" (самоедскую одежду) и пошел в штаб к моему приятелю, начальнику разведывательного отделения Полк. Ген. Штаба Костанди.
Это был один из тех немногих офицеров Ген. Штаба, которые, пройдя Академию, не отошли от офицерской среды. Человек, за которым можно было идти, человек принципа, воли, силы, разума, идущий во всяком вопросе решительно и без шор. Здесь на него вешают собак. - Он расстрелян большевиками.
Я прошел к нему в кабинет и он на ходу, бросил мне:
- "Сегодня ты едешь в Онегу". В полной уверенности, что я получаю какое-нибудь назначение, я ответил - "Слушаюсь". Он ушел и через несколько минут вернулся. "Ну, а теперь садись и слушай":
"Через несколько дней Архангельск будет сдан". И он мне рассказал положение: Часть войск на главном железнодорожном фронте перешла к большевикам. Несмотря на предупреждения, которые он делал штабу, как начальник разведывательного отделения, мер для обороны Архангельска принято не было. В город брожение. Надо уходить. "Тебе, как перебежчику, нужно уходить в первую голову. Есть два пути. Один -неверный, но более легкий, на ледоколе. Возможно, что они не смогут уйти. Другой - боле верный, но и более трудный - 500 верст пешком или, если будет возможно, то на подводах, по берегу Белого моря на Мурманск. Там фронт Ген. Скобельцына, и он будет держать его до прихода наших. Сегодня, в 12 часов ночи, этим путем выходит разведка и контрразведка. Присоединяйся к ним. У меня есть в Архангельске связи с рабочими. Я знаю, что здесь будет резня офицеров. Bce уходят, и я остаюсь за Н-ка Гарнизона, чтобы сдать Архангельск большевикам. Мне за границей не место."
На редкость неожиданно и серьезно было для меня это известие...
Говорить было больше нечего, надо делать. Мы простились...
Я пошел в гостиницу, снова одел свою самоедскую одежду, забрал кое-какие вещи и пошел в помещение разведки.
Там уже собирались.
Я явился Н-ку разведки Полк. Энден.
СДАЛИ.
Мы выступили около часу ночи.
Вещи на подводах. Мы пешком. Темно... Вьюга... Мороз градусов 12... Сапоги скользят. В совике идти трудно, в пальто холодно. Хочется спать.
Настроение подавленное. Все планы, все надежды рухнули.. Впереди 500 верст такого пути... Может быть плен. В лучшем случае прозябание за границей.
Наш отряд состоял из чинов контрразведки, разведки и конвойной команды штаба, с пулеметами и винтовками Во главе его стоял Полк. Ген. Штаба Байев, и его помощник Полк. Ген. Штаба Энден, к нам присоединился Ген. Б-ве. Всего в отряде было около 150-ти человек.
Из командного состава почти все люди были своя компания, из них я знал раньше только Энден, и поэтому мне пришлось держаться особняком. Я был рад такому уединению, легче было переносить и переваривать в самом себе все прошлое.
Через два дня мы по телеграфу связались с Архангельском. Говорили с Костанди: Архагельск с часу на час должен перейти в руки большевиков. Надо двигаться скорее, так как в гор. Онеге большевики могут отрезать путь.
После этого сообщения настроение в отряде упало и Ген. В-ве совершенно удалился от командования отрядом, сел в уголок, снял свою одежду и начал срезать себе погоны...
Мы двигались почти пешком.