Но нащупал подход…
— Бабу в постели щупай, умелец, — снова взорвался подполковник, будто хвастовство Толкунова пополнило иссякнувший «боезапас». — Если ещё есть чем щупать… Забирайся в машину и поехали. Раскормился на дармовщину, с трудом поворачиваешься, бездельник!
Офицеры откозыряли и командирский «газик», переваливаясь на ухабистой дороге, с трудом выбираясь из глубоких луж, медленно двинулся из распадка. Отдохнувший водитель подкормился в солдатской столовой и еле слышно насвистывал какую-то мелодию.
— Теперь докладывай, дерьмовый детектив! Не тяни кота за хвост — только главное.
Снова заныл осенний мелкий дождик, противно заскрежетали по стеклу «дворники». С вершин сопок наползал густой туман.
Прапорщик медленно, выбирая выражения, которые не могли обозлить успокоившегося подполковника, начал нелегкое повествование. Подробно описал знакомство с «травяной колдуньей», которую ему удалось ловко расколоть. Со вкусом нарисовал обстановку в таежном домишке, сотни пучков трав подвешенных под потолком, заковыристые корни на подоконниках и столах, красоту хозяйки и её неуступчивость, которую он с»умел преодолеть.
Парамонов угрюмо молчал. Будто пережевывал подброшенную ему информацию.
— Вот только не успел повстречаться с Чудаковым — вызвали к вам, — осторожно «ущипнул» прапорщик молчащего командира. Так осторожно, что тот ничего не почувствовал. — Не беда, товарищ подполковник, завтра снова наведаюсь в распадок, обязательно поговорю с Васькой…
Закончив обширное повествование, «детектив» замолчал, со страхом ожидая реакцию непредсказуемого командира отряда. Сейчас обложит матерками, сравнит со среднеазиатским ишаком.
— А что, молоток! — неожиданно похвалил подполковник. — Честно говоря, сомневался в твоих способностях. Авось, что-нибудь у тебя и выйдет… Сделаем так, Серафим, возле штабе я тебя высажу, переоденусь и поеду встречать начальство. А ты развернись, достань из загашника икорку, балычок, заставь поваров приготовить вкусный обед… Какой — на твое усмотрение… Комиссия едет по мою грешную душу. Не знаю, кто трекнул, но в Округе уже знают о Королеве… Если — Сомов, в порошок сотру молокососа! — несколько минут помолчал, будто решая в какой порошок и каким образом он сотрет помощника по воспитательной работе. Снова повернулся к Толкунову. — Да, вот ещё что, совсем забыл, слушая твои байки. Спирт на стол не выставляй, понял? Но держи наготове. Понадобится — подмигну. И подумай, где разместишь комиссию…
— Сколько человек?
— Четверо. Виноградов, два знакомых мне майора из отдела стройчастей и какой-то представитель главка.
Прапорщик замолчал, прикидывая, где разместить комиссию, какой мебелью оснастить комнаты. Особое внимание, конечно, главковцу. Как самому опасному. По части закуски твердо решил: икоркой и балычком не обойдется, хорошо, что сохранились с давних времен твердокопченная колбаска да пара кругов российского сыра. Что до солений — крикнуть офицерских жен, пустить слезу — притащат все нужное.
А Парамонов, считая, что сказано достаточно — прапорщику по малой его должности и незначительному званию знать большее противопоказано, — отвернулся и снова углубился в нелегкие размышления.
Вот и грянула давно ожидаемая гроза. С громами и молниями, сначала — устными, потом — в приказе. Кажется, пришла пора собирать вещички, решать, куда податься, где осесть?
Призывался молодой парень из Москвы, заканчивал училище в Ленинграде, а потом носила его армейская стихия по просторам огромного государства.