«Счастливый» брак Слуцкой красавицы Рахили Гецовой.
В Слуцке было два магазина по продаже шерстяных материй драпа, сукна. Одни принадлежали выходцам из «Расеи», братьям Мухиным, в другой Слуцкому аборигену Гецову. Фамилия Гецовых в городе была на славе: помимо того, что она принадлежала купеческому роду, в ней был знаменитый сын, тем, что он был талантливым артистом. Если «покопаться» в биографии артиста Свердловского драмтеатра Гецова71, то, пожалуй, можно обнаружить, что он или сын того, или родня по какой-либо линии. Не меньше гремела слава и красавицы-дочери. Была Рахиль Гецова уже в возрасте «virgoviripotens», т. е. созрела для выхода замуж. Быть красавицей значит иметь ещё лишнюю заботу: как-бы не «продешевить» при выходе замуж. У Рахили, как и пушкинской Марии Кочубей72, женихов, претендентов на её руку, было много, но она упорно выбирала, и, наконец, пришёл тот, о котором она, как Татьяна Ларина73, сказала: «Вот он!» Был он, во-первых, из «наших», как коротко евреи называли представителей своей национальности, а, во-вторых, и это было главным, занимал хорошее общественное положение был военный врач. Сыграли свадьбу, и, наконец, красавица, «определилась», но тут произошло нечто похожее на описание свадьбы у Руслана и Людмилы по Пушкину, с тем различием, что там была похищена невеста, а здесь жених. Кто-то пронюхал, может быть, в порыве ревности, что наречённый муженёк Рахили вовсе не врач и не военный, а некая разновидность Ивана Александровича Хлестакова74, но в национальности не ошиблись. «Его» посадили в тюрьму. Сколько шуму было из-за этого в городе! Гадали: как «он» смог «разыграть» врача да ещё военного? Как он делал операции и прочее? А вот, оказалось, смог, да ещё и красавицу такую «обольстил». Видно правильно говорится, что люди в погоне за удачей и счастьем иногда «теряют голову» и попадают впросак.
Преступление земского начальника Катранова, или проделки «пиковой дамы».
Уже сколько раз твердили миру, что карты не доводят до добра. П. И. Чайковский так ярко доказал это в своей опере «Пиковая дама», но люди всегда люди: «запретный плод им подавай, а без него им рай не в рай». Составилась кампания картёжных игроков из «отцов» города, в которую входили следователь Хвалебнов, земский начальник Катранов, акцизный чиновник Киркевич и кто-то из прокуратуры и суда. Играли, играли, и Катранов признался, что он проиграл не «свои» деньги, а казённые. Решение последовало немедленно: его посадили за решётку: не играй со следователями и судейскими!
«Хождение по мукам»
[Жизнь в доме еврейской семьи Эпштейн]
Когда мы в конце августа 1916 г. направлялись из Парич в Слуцк, то никак не думали, что нас в нём ожидает такое пёстрое и изменчивое будущее, которое составило содержание нашей жизни в нём, в Слуцке. Получилась своеобразная «Одиссея», в которой было, однако, то положительным, что нам удалось за семь лет жизни в Слуцке многое узнать, что при других условиях не пришлось бы узнать.
Мы прибыли в город, когда была слякоть: плакало небо, в городе была грязь, но при этом движение не замирало: это диктовала близость города к фронту. Первым пунктом в городе были «номера» Некрича. Нет, странствовавший по России Чичиков75 не смог бы увидеть то, что предстало перед нашими глазами. Грязь, отвратительная грязь, которую можно разве представить по библейскому выражению: «и возвратился пёс на свою блевотину».76 С трудом промучились ночь. Наутро хозяин охотно вошёл в наше «положение» и помог устроиться в соседях, в еврейской семье Эпштейн, о чём те, очевидно, просили. Нам отвели изолированную комнату с отдельным входом. Это было не плохо, но комната оказалась сыроватой, а топка была на стороне хозяев. В общем, если принять во внимание, что близко был фронт, а город был перенаселён, то мы могли бы благословить нашу судьбу.
С этой, новой для нас, позиции и начались наши наблюдения за окружающей жизнью. Прежде всего, с хозяев. Их семья состояла: хозяин Мордух, Мордке сокращённо, хозяйка Беля, дети Леве, Додл, Рохл, Соня, двойники Гита и Роза, маленькая Нюня замыкала перечень детей. Родителям было за сорок лет. Леве бросил учиться в коммерческом училище и «гонял голубей», т. е. просто бездельничал, Додл накануне этого положения, Рахиль и Соня учились в гимназии. Гита и Роза готовились к этому. Был жив ещё старик Зейде, отец Мордуха, но его держали где-то в кухне в обществе прислуги Федосьи. У хозяев был дом на 4-5 комнат, деревянный, склад и коровник во дворе, два небольших фруктовых садика. С нами имела общение «пани» Беля, а хозяин держался в стороне. Хозяйка была очень любезной и всё угощала нас своими специфическими блюдами: рыбными котлетами в луковом пюре, сильно проперченные и с чесноком, а на их пасхе мацой и вином из изюма. Дети, особенно девочки, были очень любезными: я имел уроки в женской гимназии, и это побуждало гимназисток оказывать мне допол[ните]льно ко всему прочему внимание. Мы были знакомыми с сёстрами хозяйки, из которых одна служила сестрой в больнице. Сёстры хозяйки были нашими хорошими друзьями. Мы разделяли с ними их горе: у одной муж был убит разбойниками при поездке в район, у другой погиб при попытке освободиться от военной службы: чем-то подтравился, чтобы вызвать сердечную болезнь и умер. Одним словом, мы жили с хозяевами дружно и даже стали кое-что усваивать из их языка: «wostuste», «busel, busel, gibmirakindele» и пр. (перевод: «что ты делаешь», «аист, аист, дай мне ребёнка» и пр.). Запомнили даже отрывок из одной свадебной песни: «UnddorChossenzaltdasJelda, unddieKalezietundqualt» («жених считает деньги, а невеста смотрит и радуется»). Иногда мы слушали, как молодёжь их пела тягучие и мрачные песни.