Лить будет! уверял один.
Да не, спорил другой.
Видишь, как наползло?!
Да как наползло, так и расползётся. Хэх!
«Сто семь» долбил камни со злостью. К чёрной женщине. К «пятьдесят шесть». К надзирателям. Руки болели и тряслись, осколки летели в лицо. Всего этого раб не замечал.
Работу неожиданно прервали. Рабов выстроили в один ряд. Трое солдат в блестящих панцирях стояли перед шеренгой. Рядом с ними с десяток рабочих. Широкоплечий командир с искривлённым носом выгнул спину, держа на вытянутой руке сандалии. Без слов было понятно, что собираются делать солдаты. Пока командир медленно шёл вдоль шеренги, двое его подчинённых в упор разглядывали ноги рабов. Чьи ноги босы?
Олиу поёжился. Зажмурился в слепой надежде, что его, каким-то чудом, обойдут стороной.
Не обошли. Правда, не его. Седьмой справа от него, тоже был не обут. Сколько раб ни божился, что порвал сандалии, сколько ни кричал и ни вырывался, его схватили и поволокли перед шеренгой, орудуя палками, словно топорами по туше. Посиневшего, вспухшего и покрытого ссадинами и кровоподтёками, бедолагу пнули к лазарету.
Спустились сумерки. Рабочие разошлись по своим хижинам. Синие тучи повисли над карьером. Подняв глаза на уступ выше, раб «сто семь» увидел знакомую фигуру. Женщина в чёрном. Со всей силы, он вогнал кирку в породу. Снова поднял глаза, тяжело дыша, гневно. Фигура развернулась и, скрывшись по самую макушку, подняла руку и сделала приглашающий жест.
Раб оглянулся на ряд хижин. Рабочие были заняты незамысловатой игрой в камушки. Решив, что никто ему не помешает, он оставил кирку в породе и поднялся по лестнице, выдолбленной в скале, на уступ.
Буревласка провела «сто семь» в типичное рабочее жилище в скале, с круглым входом, закрытым занавеской. Внутри было светлее, чем казалось снаружи. В центре комнаты горели две чаши. Между ними стояла курительница на подставке. Буревласка расположилась на подушках, у стены. Олиу предложила сесть напротив. В тёмном углу он заметил Гэгхи. На этот раз, «пятьдесят шесть» не выглядел больным. Он даже был одет во всё чистое. Гэгхи мирно сидел, подложив ноги под себя, и курил трубку.
И что это значит?
Олиу! перевела его взгляд на себя Буревласка. Слушай меня внимательно. От этого зависит вся твоя дальнейшая судьба. Я задам тебе три вопроса. Отвечать ты должен быстро. Не думая. Если ты ответишь неправильно хотя бы на один вопрос, ты забудешь всё, что здесь было и вернёшься к своей обычной жизни. Всю оставшуюся жизнь ты будешь рабом. Но если ты ответишь верно, твоя судьба изменится навсегда. Ты обретёшь силу, которой подвластна сама природа. Славу, о какой не смеет и мечтать даже сам Громояд. Твоя жизнь будет полна опасности, боли, страданий. Но она также будет полна любви, и счастья, и смысла. Ты станешь новым существом. На порядок выше. На порядок сильнее.
А если откажусь?
Выбор за тобой.
Комнатный воздух дрожал. Олиу бросало в пот. Всё плыло перед глазами. Голова кружилась. Ему показалось, что прохладная волна ночного ветра окатила его с ног до головы.
Я согласен, произнёс Олиу.
Вдохни полной грудью. Несколько раз. Глубже! она приняла трубку у Гэгхи и затянулась. Вот так. Теперь расслабься.
Не могу. Я так и не получил удовольствия там, у фонтана.
Демиурге! Буревласка закатила глаза. Поднялась с подушек, подошла к рабу и опустила руки на его плечи. Плавными нежными круговыми движениями она помассировала ему плечи и спросила: Так лучше?
Да.
Закрой глаза, она вернулась на подушки. Мысли прочь. Мыслей нет. Ни о чём не думать.
Олиу поморщился.
Не могу ни о чём не думать.
Чёрный.
Что?
Чёрный.
В смысле.
Чёрный.
Наконец, до него дошло. Мысленно, Олиу начал повторять: «Чёрный. Чёрный. Чёрный». Вскоре перед глазами возникла тёмная сгущающаяся пустота. Сознание вдруг замерло, застыло. Умолк внутренний голос. Всем стал чёрный. Чёрный. Чёрный.
В тишине раздался голос. Чистый, неискажённый, пробивающий темноту. Этот голос поочерёдно задал три вопроса. Олиу не помнил, чтобы отвечал на них. Только его губы непроизвольно шевелились. Вскоре, он открыл глаза.
Что ты чувствуешь?
Он долго молчал. Смотрел на женщину, пытаясь узнать в ней кого-то. Взглянул на Гэгхи. Тот кивнул, глубоко затянувшись трубкой.
По ощущению, прошло не меньше половины суток. На самом же деле, миновала лишь пара часов.