Время покажет, что принесет с собой маленький костер несчастного Мэриета.
Хью Берингар, помощник шерифа Шропшира, вернулся из своего манора Мэзбери, чтобы принять дела, поскольку его начальник, Жильбер Прескот, отправился к королю Стефану в Вестминстер со своим обычным визитом ко дню святого Михаила* 1 — дать отчет о положении дел и доходах графства. Их обоюдными усилиями округа оставалась хорошо защищенной и верной присяге, ее не затронули беспорядки, сотрясавшие большую часть страны, и у аббатства были серьезные причины благодарить их обоих, потому что многие обители, расположенные в Уэльсе вблизи дорог, оказывались распущенными, разогнанными, превращенными в военные крепости, некоторые даже не однажды, и никакого возмещения убытков при этом они не получали. Хуже, чем войска короля Стефана с одной стороны и войска его родственницы-императрицы с другой — а по совести говоря, и те, и другие причиняли достаточно зла, — хуже них оказывались расползшиеся по стране армии отдельных сеньоров, хищники большие и малые, пожирающие все в тех местах, где они могли не опасаться карающей руки закона. В Шропшире, однако, законная власть была достаточно сильна и верна королю, во всяком случае настолько, чтобы заботиться о его подданных.
Убедившись, что жена и маленький сын удобно устроились в их городском доме рядом с церковью святой Девы Марии и что в гарнизоне крепости царит полный порядок, Хью прежде всего отправился засвидетельствовать свое почтение аббату. И никогда он не уезжал из монастыря, не навестив брата Кадфаэля. Они были старые друзья, ближе, чем бывают отец и сын, и относились друг к другу со спокойной терпимостью людей разных поколений; кроме того, их сближали и общие приключения, которые стирали различия в возрасте. В беседах друг с другом и тот и другой оттачивали свой ум, чтобы лучше защищать вечные ценности, которые с каждым днем все более попирались в этой трясущейся от страха разоренной стране.
Кадфаэль спросил, как поживает Элин, и улыбнулся, радуясь просто оттого, что произнес ее имя. Он был свидетелем того, как Хью добился и жены, и своего высокого для такого молодого человека положения, и по-дедовски гордился их первенцем, крестным отцом которого стал в первые дни этого года.
— Великолепно, — с удовольствием ответил Хью. — Спрашивает о тебе. Как только отслужу свой срок, найду способ увезти тебя к нам, и ты убедишься сам, как она расцвела.
— Бутон был достаточно редкостный, — проговорил Кадфаэль. — А бесенок Жиль? Господи Боже, ему уже девять месяцев от роду, он скоро начнет носиться по полу, как щенок! Они встают на ноги прежде, чем становятся самостоятельными.
— Он передвигается на четырех не хуже, чем его рабыня Констанс на двух, — с гордостью объявил Хью. — И сжимает ее руку так же крепко, как прирожденный воин — меч. Только отдали Господь от него это время на долгие годы, мне его детство всегда покажется коротким. Даст Бог, времена раздоров окончатся раньше, чем он возмужает. Было же время, когда в Англии царили незыблемые законы, и оно должно снова вернуться.
Хью был человеком уравновешенным и неунывающим, но временами, когда он думал о своей должности и верности королю, на его лицо набегала тень.
— Какие вести с юга? — спросил Кадфаэль, заметив легкое облачко, — Похоже, совещание у епископа Генри ничего не дало?
Генри Блуа, епископ Винчестерский и папский легат, был младшим братом короля и его неколебимым сторонником, пока Стефан не напал на Церковь и не оскорбил ее в лице ряда епископов. Кому оставался верен сам епископ Генри после того, как его родственница — императрица Матильда — прибыла в Англию и вместе со своей партией прочно обосновалась на западе, выбрав в качестве базы город Глочестер, было неясно.