Вы позволите, сударыня?
Закалённый давешней репетицией взгляд прямо в глаза незнакомки. Пронзил с её лица даже улыбка сошла. Дама села ровно, подобралась:
Да, конечно.
Будем знакомы? Меня зовут Антон
Но не успел он усесться, состроить маняще-плотоядное лицо и повернуть его к соседке, как с весёлым шумом и бутылкой коньяка на свободные места напротив загрузились Кирилл и его жена Диана.
Ребя-ата! Как я рад, что вы пришли, в Кире искренне радостно гулял хмель, по всем признакам начавший поступать внутрь ещё до банкета. Антоша, ты почему не ухаживаешь за Простите, как вас?
Одним предложением именинник сумел оконфузить обоих: Антона «Антошей», его соседку неузнаванием. Не думая о переживаниях соседки плевать на неё! Малой остро почувствовал, что это возникшее и неуловимое в секунду неудобство сразу превращается в его груди в хорошо осознанную злость. Кира всегда был хамоват Да что там жлоб он! Хороший костюм, дорогие часы, косметологом отшлифованная морда, маникюр Жена-красавица, перспектива в жизни Да! Все задатки аристократа Но внешние задатки! А настоящий аристократизм это не снаружи Это внутри!
Это Светка! Ты чё?!
Начала было Диана по-простецки выравнивать ситуацию ерунда, дескать, не обращайте внимания таким же тоном, как у мужа, только теперь играя нуждающийся в безусловном прощении хмель.
Светка. Подруга моя Не обижайся. Он ещё вчера праздновать начал Это теперь на неделю
Ты чё, старуха?! У тебя муж кандидат наук Это две недели минимум!
И уверенная в своей правоте ухмылка жене, которая не скрывает своего довольства этой жизненной уверенностью мужа. Затем привычный для обоих и наплевательский для окружающих в своей показательности чмок вытянутыми встречными губками.
Невольные зрители всегда в таких случаях обязаны умильно улыбаться. Антон будто бы увидел себя со стороны с этой идиотской улыбкой и без усилий снял её с лица. Он ненавидел эти семейные демонстрации, ясно чувствуя в себе неловкость свидетеля, пусть и случайно, но подсмотревшего в замочную скважину и подслушавшего за дверью. Однако ненависть просыпалась не к себе в минуту неловкости, а к источнику и совершенно оправданно! Чего вы лезете к другим со своим образцово-показательным счастьем? Это ведь неприлично, потому что другим, нормально воспитанным людям, становится неловко. А вы именно лезете! Даже если в эти секунды демонстрации вы совершенно искренне перестаёте замечать окружающих Тем более, если перестаёте замечать! Это же вдвойне неприлично Жлобство, короче! Чему улыбаться-то?! Да ещё после «Антоши» Сохранять приличия для неприличности? Но это же нонсенс!
Давайте выпьем! За нас
Кира собрал ближайшие рюмки, расставил их в ряд и, по-хозяйски вообще не спрашивая Светку, что она пьёт (может вино?), наполнил их коньяком.
А «за нас» это как: за вас отдельно или за нас всех?
Антон сумничал не только тоном, но и жестом: в первой половине вопроса он показал на Киру с женой, во второй прижался плечом к Светлане и коротко глянул ей в глаза. Она улыбнулась в ясной благодарности за достойный ответ хаму.
Ой! Антон! Давай не будем А?!
Искренняя радость Кирилла всё-таки нашла пути в сердца его гостей, и все четверо чокались рюмками, искренне улыбаясь, вполне довольные друг другом и нарастающим ходом праздника.
И хотя дальше общение всё больше переставало быть столь «учтивой» беседой и становилось болтовнёй, по-светски непринуждённой и даже весёлой, Антон почти физически ощущал некое злобное любопытство, которое вместо расслабления по мере пития наплывало на него с каждым новым тостом, включая собственный. Оно наполняло своим объёмом всё окружающее пространство. Оно заслоняло всё происходящее. Даже соседка во всей свежести знакомства с нею интересовала его гораздо меньше, чем Кирилл со своей отмечаемой научной работой. Светлана с неловкой подачи Кирилла начала было присматриваться-прислушиваться к Малому, но ощутив своей женской сутью, что тот уже катится вниз с невысокой горки интереса к ней, тоже наполнялась безразличием и смеялась вполне нейтрально, чаще вежливо, без нерва. Хихикала больше, чем хохотала.
Антон не понимал, что с ним происходит Почему вдруг его так захватил вполне предсказуемый факт Кирилловой диссертации, что даже молодая, нарядная и надушенная, интересная женщина ему совершенно по фигу. Он невольно даже вспомнил недобрым словом провокатора из курилки, рассуждая одновременно, что не в провокации, конечно, суть, и пугаясь догадки, что истинным катализатором его теперешнего наваждения стал утренний факт самоубийства.