Первое большое здание на нашем пути была станция, говорил Леонид Владимирович. А это четырехэтажное принадлежит районной государственной администрации и районному совету. Как видишь, оно находится недалеко от станции. Те, кто построил его здесь, были мудрыми людьми и понимали, что жителям района удобнее будет добираться железной дорогою сюда за помощью к своему начальству. Но начальство, заседающее в нем, помощь людям оказывает редко, потому что оказывать нечем. Все забрал мировой финансовый кризис. И потому чиновники в основном выполняют указания вышестоящего начальства, как бы им больше собрать налогов в государственную казну. А кто не хочет давать непосильно большие налоги, те дают взятки. Теперь начальники больше всего этим и заняты. В этой стране все берут взятки, кому дают, а кому не дают, тот ищет сам, что воровать. И если украдет, то бывает очень счастливым. Теперь самое распространенное зло на земле это присвоение чужого труда. И мы молчим, так как не знаем, что делать. К тому же в нашем государстве нет человека, который бы справедливо правил нами.
Леонид Владимирович Любин шел и разговаривал, а встречные прохожие оборачивались на него, не понимая, с кем мужчина интеллигентного вида ведет разговор. Они не обращали внимание на прижатого им к груди притихшего маленького и рыжего котенка, который внимательно слушал его и смотрел янтарными глазками туда, куда показывала рука Леонида Владимировича.
Это здание суда, говорил Леонид Владимирович, указывая на двухэтажное строение с покосившимся забором, которое находилось по другую сторону площади от здания районной государственной администрации. Здесь судят всех. Раньше приговаривали к восьми годам тюрьмы за воровство на колхозном поле початка кукурузы, горсти пшеницы или опоздание на работу. При советской власти тюрьма была самым распространенным наказанием в стране, где и расстрел был обычным делом. Зачастую это делалось без суда и следствия по решению всего лишь троих уполномоченных нередко не трезвых. В те года по тюрьмам сидело по три и более миллиона людей в год. Это был пенитенциарный рекорд среди не только всех стран мира на земле, но, похоже, что и во всей Вселенной во все ее времена. Но, как ни странно, власть и строй тогда назывались народными. И чем большую власть имел начальник над другими, тем «народнее» и «любимее» он был. Он мог больше убивать людей, и потому был более других почитаем в стране, в которой люди в страхе за свою жизнь, и близких им строчили доносы один на другого бывало, что и по злобе. Фамилиями тех начальников-убийц еще и поныне названы города, площади, улицы, заводы, пароходы, метро и многое другое. Живущие из-за скудости ума или под влиянием все той же рабской покорности кровавому прошлому боятся упразднить такие названия как «Завоевания Октября», «Путь Ленина», «Интернациональная», «Коммунистическая». К тому же теперь у людей другие заботы, чем больше денег накрал человек, тем он известнее и уважаем больше. Суд всегда стоит на его стороне. Он же по своей милости субсидирует работу суда и выделяет немалые средства лично судьям. Те берут взятки и низко кланяются им. Простых же людей суд судит строго, как и прежде. Нам с тобою лучше не попадать туда. Для них, что директор школы, что крестьянин, что рабочий одинаково безденежные субъекты их судебно-предпринимательской деятельности. Примером чему может служить оправдательное решение суда в отношении сына богатого народного депутата Варнакова, который в пьяном виде выехал на дорогой иномарке на тротуар и сбил насмерть мою жену, а через доченьку Машеньку переехал. Суд принял без всякого разбирательства ложное утверждение преступника, что они, якобы, перебегали дорогу в неположенном месте, а дерево и забор он машиною, видите ли, сбил после того, как съехал с дороги на обочину. О том, что богатый отпрыск Варнакова пьяный был, как чоп, на суде никто и не заикнулся. Мои же доводы о том, почему только на тротуаре, где дочь и жену подобрала скорая помощь, была кровь, суд не счел нужным принять во внимание. Теперь богатым все позволено. Они могут стрелять даже в человека и им ничего за это не будет.
Голос Леонида Владимировича задрожал от воспоминаний о погибшей жене и дочери инвалиде, но он справился с волнением и показал на другое здание серое двухэтажное:
Это прокуратура. Немного дальше трехэтажное красное это полиция. За нею не высокое, но нарядное здание налоговой инспекции. Все это выстроено за народные деньги. Но те, что обитают в прокуратуре, полиции и налоговой забывают об этом. Они сами себе закон.