Человек обусловлен не только биологически, но и им же создаваемым миром культуры. (Э. Ротхакер, Э. Кассирер).
Философская антропология была влиятельнейшим течением в XX веке, и её значение отразилось даже на тех, кто с ней был не согласен. Но проект философской антропологии до сих пор не завершён. Если дело обстоит так, то значит, актуальность философской антропологии не утрачена для современной мысли.
Уже многозначность определения философской антропологии показывает, что данная дисциплина находится в стадии активного развития и трансформации. Связано это с неопределённостью самого базового понятия «человек», которое является ключевым для всех более частных научных дисциплин и антропологии в целом. Именно поиск полного понятия человека и является предметом и индикатором состояния философской антропологии. Именно вокруг определения самого понятия «человек» идут наиболее бурные дискуссии последнего времени.
«Пора объяснить, что наше настойчивое внимание к понятию человека-в-целом, к судьбе этого понятия, порождено совсем не академическим пристрастием к полноте, к учёту всех малейших деталей. Дело совсем в другом. Модель, которая не имеет полного образа своего предмета, не знает его полных очертаний, контуров, является эвристически ущербной, и эта ущербность весьма значима практически
Когда модель отказывает, требует ревизии или полной замены, только полный образ предмета, то есть понятие человека-в-целом, может дать наводящие указания для поиска новой модели, стать ориентиром в этих поисках. В противном случае, если такого образа нет, человек не знает, чего он может и чего не может от себя ждать, на что способен и на что не способен; и он оказывается в дезориентации, в беззащитности от неведомого себе себя. Антропологическая ситуация сегодня являет как раз этот случай»4.
Попытки разрешить кризис в философской антропологии предпринимаются и на путях анализа ситуации «изнутри», с предложениями по более тщательному или глубокому анализу отдельных аспектов человека или разработке темы природы или сущности человека, в различных её вариантах, например в такой постановке: «Все яснее становится глубина антропологического кризиса, связанного с потерей идеи человека как высшей ценности с одной стороны. С другой стороны острее осознается необходимость поисков новых путей развития антропологического знания.
Вместе с тем звучат предложения подвергнуть критическому разбору саму философскую антропологию как научную дисциплину или направление философской мысли: «Философская антропология может быть понята как невозможность для мысли помыслить саму себя. А поскольку никто не хочет в этом признаться, постольку философскую антропологию выдают за знание того, как представлен человек в различных философских рассуждениях. <..> Философскую антропологию нельзя представлять как обобщение некоей антропологии. Ибо это глупо. Ведь антропология наука. И обобщать её можно средствами науки. А если философская антропология это наука, то у неё должны быть предмет, метод, язык и прочее. Философия это софия. У неё одна природа. Антропология это логос. У неё другая природа. Философская антропология является продуктом сопряжения разных природ. Это некий кентавр. Полуфилософия. Полунаука. То, что своей неполнотой, своим «полу» может ввести в заблуждение.
Итак, само понимание феномена философской антропологии зависит от ответа на вопрос: является ли философия наукой или нет?»5
Таким образом, вопрос определения статуса философской антропологии изначально предстаёт как неоднозначный и заставляет заново рассматривать самые основания философствования. Поскольку иные, не европейские, способы философствования, такой проблемы не имеют, то очевидно, что данная проблема сопряжена с определённым методом, аксиоматическим набором, категориальным аппаратом, которые обусловили и принципиальную метафизичность европейской философии и принципиальную исключенность человека из-под вопроса. Очевидно, что возможность нового антропологического синтеза вряд ли осуществится без рассмотрения самих оснований философии. «Философия изначально трактовалась как забота человека о самом себе, о своём культурном развитии. Родоначальниками такого подхода были древние греки, которые понимали философию как «органон» совокупность средств и практик заботы о себе. Фуко называл такие средства и практики «техниками себя». Он выделял три базовые практики такой заботы «диететика» (забота о доме, своём быте), «экономика» (забота о материальной жизни и материальном окружении), «эротика» (забота о другом человеке, любовь к другому). В этом смысле необходимо говорить о восстановлении задач «первой философии», утраченных после Аристотеля, про которые философия периодически вспоминает в эпохи кризисов, то есть в ситуации «постмодерна», зарождения нового проекта человека. В классической философской традиции важным было мышление о бытии. Философия шла от идеи субстанции, но тем самым философия постепенно стала безличной, бесчеловечной.