В покер мы играли по маленькой, в десять грошей, используя заменители мелочи — ни у кого её не было в нужных количествах. Ставили малюсенькие батарейки к слуховым аппаратам, которые кто-то где-то раздобыл, спасая их от мусорного контейнера. Пригодились они великолепно.
Суммы свыше двухсот злотых мы взаимно возвращали друг другу в виде долговой расписки, и к концу этого разгульного периода у меня в письменном столе хранилось расписок на восемь с половиной миллионов. А наличными я проиграла, наверно, злотых триста.
Мой старший сын время от времени участвовал в азартной игре, а младший ругался, аж эхо разносилось по всей округе. Ему вменили в обязанность поить нас чаем. Форму гостеприимства я значительно упростила по сравнению с таковой у Иоанны-Аниты, и единственным угощением был чай, для желающих даже с сахаром. А смекалистая Баська последовала моему примеру. К домашнему хозяйству мы обе относились с одинаковым благоговением.
Пользуясь случаем, уведомляю, что Баська эпизодически появляется в «Тайне». Там я интуитивно нащупала правду — несколько позже она и в самом деле разошлась с Павлом и сошлась с Анджеем, занимавшимся производством миниатюрных моделей огнестрельного оружия, исторического и современного; одно время с ним охотно сотрудничал Роберт. Анджей в «Тайне» лишь бегло упоминается, так что даю справку для дотошного читателя, который может удивиться неожиданному разнобою имён.
Как раз в то время на ипподром в Служевец за мной однажды заехал Донат. По-видимому, мой возвращённый «горбунок» тогда находился в авторемонтной мастерской. Он угодил в сети азарта (Донат, а не «горбунок») впервые в жизни. Баськи почему-то не было, Павел играл в одиночестве. Оба мы проигрывали основательно. Я подсунула Донату программу и показала на предпоследний заезд
— Смотри и говори, на кого ставить! — велела я. — Ты тут впервые.
Донат не отличал кличек лошадей от имён жокеев.
— Мне нравится Орск, — подумав, заявил он. — И Салагай!
Орск — кличка лошади, а Салагаем звали жокея. На Орске один-единственный раз в жизни скакал какой-то Кострупец, то ли ученик, то ли любитель. Кто был под Салагаем я уж не помню. Я помчалась к Павлу.
— Донат тут впервые, сам понимаешь. Он назвал Орска с Салагаем, один — три…
Павел вынул из кармана десять злотых.
— Ставим, и на этом точка!
Последние двадцать злотых мы поставили в складчину, и один — три, естественно, пришли первыми. Фукс был мощный, кому бы стукнуло в голову ставить на Кострупца?!. Выплатили нам пятьсот семьдесят злотых, мы враз обогатились, а Донат получил пятьдесят семь злотых — десять процентов за подсказку.
— Слушайте, какое выгодное дельце! — удивился он. — Ничего не вкладывал, а денежки получил.
Из этих пятидесяти семи злотых он поставил в последнем заезде двадцать и, конечно, проиграл. Тридцать семь злотых у него осталось: Донат похваливал тотализатор, но в дальнейшем предпочёл держаться от него подальше.
А покер был однажды оживлён весьма оригинальным визитом. Играли мы себе тихо-мирно, как вдруг позвонили в дверь; я открыла и увидела милиционера. Молодой, симпатичный, спросил старшего сына. Я пригласила его в комнату. Сперва милиционер попытался напустить туману, но окинув взглядом квартиру, компанию, сногсшибательный напиток в стаканах, пульку на столе из десятигрошовых монет и множества батареек для слуховых аппаратов, смягчился и выдал секрет.
В милицию поступил анонимный донос: якобы мой сын продавал доллары у сберкассы. Я рассердилась ужасно.
— Слушай, ребёнок, выходит, ты торгуешь зелёненькими и ничего с этого не имеешь?! Ты что, со всем дурень? Коли уж нарушаешь закон, хоть бы капитал какой-никакой нажил!
— Мамуня, а может, у меня таланта нету? — огорчился Ежи.