«Погрузившись в заумные книги»
Погрузившись в заумные книги,
Я увидел забытые сны:
Будто где-то невнятные крики
Прерывают покой тишины;
Мне привиделись, будто во мраке,
Твои губы и плечи, и стан;
Ты, смеясь, подавала мне знаки
И звала в истомлённый туман.
Но зачем ты зовёшь и смеёшься?
Но зачем возрождаешь мечты?
Ведь, как прежде, змеёй изовьёшься
И отравишь безумием ты.
Не зови, не мани! Я не встану,
Не пойду в новый ад за тобой:
Я не верю тебе и туману;
Я глухой для тебя и слепой.
Уведи же лукавые блики
Свои губы и плечи, и стан:
Мне милее заумные книги,
Чем о прошлом бульварный роман.
СНОВА ВМЕСТЕ
Ты сидишь у себя на дому
У окошка, грустна и бледна,
И в печальную смотришься тьму,
Где минувшая боль не видна.
Без надежд, без мечты, без любви
Ты не ждёшь от судьбы ничего.
Лишь стихи вспоминаешь мои
Продолжением сна своего.
Беспросветная тьма не исход.
Беспризывная жизнь не итог.
Был неправдами вызван уход,
Был нечестен зарвавшийся «бог».
Завтра солнце в окошко войдёт.
Завтра двери твои отопру,
Улыбнусь и скажу тебе: «Вот,
Я вернулся и это к добру».
Ты обнимешь меня, как тогда
Перед самым уходом ко дну
И шепнёшь мне: «Разлука беда!
Не бросай меня больше одну».
Я тебя обниму, как всегда,
В твои волосы слёзы пролью
И скажу: «Не уйду никогда!
Ты мой воздух! Тебя я люблю!».
И сердечко твоё оживёт,
И мечты возродятся твои,
И единственный Бог ниспошлёт
Веру чистую нашей любви.
«Угомонись! я больше не могу»
Угомонись! я больше не могу,
Я больше не хочу пылать пожаром:
Пусть ты дана божественным мне даром,
Я всё равно тебя не сберегу.
Угомонись, любовь, я стар и слаб,
И за тобой уже не успеваю;
Всё, что прошло, смущённо забываю,
Как жизнь свою освобождённый раб.
Не прорастёт опавшая листва.
О, перестань! Агония излишня:
Не разгорятся пламенно и пышно
Вчерашний день, вчерашние слова.
Угомонись, любовь! Не стоит слёз,
К чему возврата нет и восхищенья;
Но благодарность будет утешеньем
Всему тому, что было в блесках грёз.
Угомонись, прошу, угомонись!
Высокое не путают с ничтожным.
Я не хочу молиться ликам ложным.
На этом всё! Навеки удались!
ГАЛИНЕ
Я знаю, мы встретимся с Вами
Когда-нибудь в дальних краях,
Я буду Вас тешить стихами,
Вы будете охать сквозь «Ах!».
Я знаю, я чую, я верю,
Что Ваша «Галинная» звень
Подарит поющему зверю
Один романтический день.
Я знаю, Галина, Вы тоньше
Всей этой безумной толпы,
И стоите явственно больше,
Но очи Фортуны слепы.
Я знаю, судьба не игрушка.
Я сам доигрался в любовь:
Моя роковая подружка
Мою обесточила кровь.
Я знаю, живут исполины
И гномов не видят в упор.
Но Вы как-то странно, Галина,
На мне задержали свой взор
ЗВЕНЬ
Это было со мной в бесконечную звень:
Я пытался пройти по следам мотыльков
И хотел отыскать тот единственный день,
Где я счастливо жил без любовных оков.
Исчезали следы, день таился в цветах,
Спотыкалась душа о звенящую дрожь,
И никак я не мог, целомудрен в мечтах,
Любопытством унять небывалую ложь.
Я себя вырезал из просторов любви,
Выкорчевывал сны из мучительных грёз,
Но звенела трава, пели в боль соловьи,
И не мог я сдержать вытекающих слёз.
И опять, и опять разрывалась душа;
И конец не конец; всё сначала и вновь;
И проклятие жгло мёртвый рай шалаша;
И дышала во звень роковая любовь.
Это было со мной сотни, тысячи раз:
Я пытался найти свой единственный день,
Где я холоден был к чарам ветреных глаз,
Но сбивала с пути бесконечная звень.
ПУТНИК
Путник печальный зачем-то в пустыне
Ищет цветы обманувшей святыне:
Чистые чувства, глубокие боли
Ей не нужны от изгнанника боле.
В этом жестоком, предательском мире
Не разглядел он коварства в кумире.
Был бы другой кто, фантому послушный,
Бросил бы муки и жил равнодушно.
Путник же в мрачном бесслёзном молчанье
Всё продолжал свою участь печально.
И поглощала изгнанника даль
Благословенна святая печаль!