«Я вышел из джунглей пороков мирских»
Я вышел из джунглей пороков мирских,
Пустыня добра предо мною предстала.
Былым утомлён, озираю устало
Просторы последствий деяний людских.
Смотрю и не вижу малейшего следа,
Чтоб кустик добра от добра произрос.
Невольно проклятья я вслух произнёс,
А джунгли ответили отзвуком бреда.
И эхо смеялось, росло и росло;
Чудовищный хор обезволил пустыню;
И в хаосе рок опорочил святыню;
И множилось, множилось, множилось зло;
И было бессильно безмолвное небо;
И зноем пылала пустыня добра;
И завтра всё будет, как было вчера:
Всё доброе завтра провалится в небыль.
Расширятся джунгли пороков людских,
И зло будет злом поощряться свободно;
И я буду вновь проклинать, но бесплодно,
Пустынный исход совершений мирских.
«Я хотел бы тебе рассказать голоса»
Я хотел бы тебе рассказать голоса
Ненавязчивых снов, приходящих ко мне.
Я хотел бы тебя убаюкать в лесах,
Где таинственный дух ворожит в тишине.
Я хотел бы тобой переполнить моря
И дыханье твоё вознести к облакам;
Я хотел бы тебе показать, как заря
Посылает лучи вслед минувшим векам.
Я хотел бы с тобой побывать на Луне,
Из мелодии звёзд чародейство извлечь
И в иные миры на крылатом коне
Дорогую тебя и родную увлечь.
Я хотел бы тебя никогда не терять
Ни в далёких мирах, ни на грешной Земле.
Я хотел бы тебе подарить благодать
И в сиянии дней, и в печалящей мгле.
«Я придумал тебя из моих огорчений»
Я придумал тебя из моих огорчений,
Изваял твою стать из тоски и тревог
И вложил в твою речь немоту отречений
И другою тебя я придумать не мог.
Я осыпал тебя желтизной листопада,
Окаймил силуэт неизбывной мечтой.
От тебя ничего, ничего мне не надо
Только радуй других и не мучайся мной.
Я придумал тебя для любви безответной,
Изваял твою стать для мучений моих,
Для бессонных ночей и печали сонетной,
Чтобы снова тебя изваять для других.
«В сонном шорохе осеннем»
В сонном шорохе осеннем
Колдовством дремотных дум
Мне явился вдруг Есенин,
Опечален и угрюм.
Я спросил его: «Серёжа,
Отчего в твоих стихах
Так привольна и пригожа
Дева песенна в грехах?».
Он, не думая, ответил:
«Оттого, что мир любви
Не грехом телесным светел,
А симфонией в крови».
Я спросил: «Так отчего же
В дебрях слякотной молвы,
Извращён и искорёжен,
Не сберёг ты головы?».
Он задумался надолго,
А потом сказал: «Вполне
Может быть, что людям толком
Не пропел о Шаганэ».
И, воспомнив имя милой,
Он ещё угрюмей стал.
На плечо его уныло
Лист багряный опадал.
Но, стряхнув и лист, и думы,
Вдруг спросил он: «Бахтиёр,
А с чего ты сам угрюмый,
Отчего твой грустен взор?».
Я сказал: «Эх, брат Серёга,
Мир людей меня «достал»:
У счастливого порога
Потерял я Идеал».
«Не грусти, сказал Есенин,
Лиру звонкую настрой
И назло тоске осенней
О любви своей пропой!
Собери все звуки мира
Звуков много Бог создал,
И тогда душой и лирой
Обретёшь свой Идеал!».
Так сказав, исчез Есенин.
Я же слышу новый шум
В сонном шорохе осеннем,
В колдовстве дремотных дум
«Приходите, друзья, приходите»
Приходите, друзья, приходите
На могилу мою поплевать.
Приходите, враги, приходите
Мою память и дух оболгать.
Приходите и вы, роковые,
Кто ускорил мой скорбный конец,
Прослезитесь на дни золотые:
Их транжирил влюблённый мертвец.
Приходите и вы, незнакомки,
Я стихами вас не утомлю
Обо мне вам расскажут негромко
Те, кого я любил и люблю.
Приходите, кто слышал когда-то
Обо мне и о песнях моих:
Вам расскажут, что жил не богато
И не бедно затворник и «псих».
Приходите и вы, кто по крови
Это сделать обязан: для вас
Я открою секреты любови,
Что скрывал я от пристальных глаз.
Приходите, кого не отметил;
Приходите, кого не назвал.
Я при жизни не очень был светел;
Умерев, может быть, засиял.
«Одинокая в небе луна»
Одинокая в небе луна
Льёт печалью на нашу печаль.
Лёгкий трепет родного плеча.
Ты со мной отчего-то грустна.
Отвлекись от неведомых дум,
Расскажи, как жила без меня,
Начиная с разлучного дня,
Разлучившего нас наобум.
Ты молчишь, ты отводишь глаза,
Ты не хочешь того вспоминать,
Как небесную серую рать
Привела за собою гроза.
Ты не хочешь того теребить,
От чего зарыдает душа:
Те просторы и рай шалаша,
Где имели мы счастье любить.
Прислонись же к плечу моему,
Полувлажные веки сомкни:
Про твои одинокие дни
Я по тяжким вздыханьям пойму.
По ладони прозрачной твоей
Угадаю, что было с тобой:
Как пыталась одной ворожбой
Ты бороться с печалью своей.
Я отныне тебя не отдам
Ни грозе, ни тоске, ни тебе,
Ни другим, ни твоей ворожбе,
Ни тебя изменившим годам.
Ты в волшебной стране полусна.
Я теперь над тобой ворожу.
Не узнает, о чём я твержу
Одинокая в небе луна.