Мои уже скоро домой придут, ты с ними встретиться хочешь?
Встрепенулась, возвращаясь в реальность:
Уже, уже скоро придут? А сколько сейчас?
Почти шесть.
И вовсе засуетилась, собралась за считанные минуты.
Тебя проводить?
Не, я побежала, вот прямо побежала уже. Я и не думала, что так поздно.
А больше ничего не скажешь?
Ммм? потянулась, ткнулась сначала носом в плечо, потом неловко чмокнула в щеку, вся словно струна натянутая.
А я хочу сказать тебе, что ты чудо! Я позвоню?
Заулыбалась, вздохнула облегченно чудак-человек, а ожидала, интересно знать, чего? Кивнула и впрямь побежала, легонько стукнула дверь, и вот словно и не было этих часов, лишь едва уловимый аромат ее духов шлейфом вьется по комнате. А нет, не вьется. Теперь халат его так пахнет, Горик решил, что быть постиранным этому халату в ближайшее время не светит.
Весь вечер Горик не мог дождаться, когда домашние наконец разбредутся по своим комнатам и затихнут уже, готовясь ко сну. Расслабляться нельзя батька сразу вычислит, а уж потом будет доставать, пока не выяснит все подробности, делиться которыми Горику совершенно не хотелось. Да еще и ославит Юльку по всему двору. Очень хотелось услышать ее голос, но вот незадача, звонить из дома тоже идейка так себе, подслушают и снова-здорово. Нет уж, молчать и терпеть. Отец уже клевал носом перед телевизором, благоухая пивным перегаром, когда Горик потянулся и сообщил, что спать пошел. Лишь плотно закрыв дверь в комнату, позволил себе облегченно вздохнуть и, вытянувшись на кровати, вспомнить все, что сегодня произошло. Минувший день казался нереальным, только халат, слабо пахнущий ее духами, служил явным подтверждением произошедшего. Теперь осталось дождаться утра, дождаться встречи с ней, заглянуть в эти бездонные глаза, утонуть в них, раствориться в нежных руках, слушать ее воркующий смех Горик уснул, сжимая в руках халат.
Юльке и Горику было так хорошо вместе, что они стремились проводить как можно больше времени друг с другом. Рассказывать домашним они не спешили. Юля немного стеснялась своего возлюбленного. Его речь, воспитание, интересы он был попросту не из их круга. Но он был ее первым мужчиной и знал такие вещи, о которых она даже и не имела понятия. Например, если руки после рыбы вымыть пивом, они не будут вонять рыбой. Дома у них было мыло, которое отбивало всякие неприятные запахи. И рыбу они обычно кушали столовыми приборами. Да и пиво не очень часто употребляли. А у Горика подобных знаний, почерпнутых из кладезя «мудрости» нетрезвого Льва Борисыча со товарищи, было просто завались.
Юность беспечна, их могли бы уличить многожды, но что-то оберегало их связь. Они никогда не врали откровенно. Если Горик шел к друзьям, он реально сначала шел к друзьям, и лишь потом встречался с любимой. Если Юля шла ночевать к подруге она и вправду ночевала у нее, а к Горику спешила утром. Друзья и подруги знали, что у Юльки и Горика «завелись отношения», но с кем они не рассказывали, к ним особо не приставали.
Закончилась весна с ее внезапными ливнями, с ночным снегом и ветрами, рвущими одежду на тех, кто неосторожно высунулся из дома. Отгремели салюты на выпускных балах, в этом году празднуемых с особым размахом. Жаркое лето с мучительными вступительными экзаменами пришло, погрело город и уступило место осенней прохладе. Юлька поступила в универ, на искусствоведа учиться. Горик фыркал, мол, что за профессия такая, с голоду помереть можно, кому надо слушать про все эти статуи-картинки. Юля отмалчивалась, переводя разговор на другие темы
Зашелестело ветром многоцветье опавшей листвы по мокрым от осенних дождей тротуарам, стихла разноголосая перепалка летних птиц, отправившихся к теплу. Ночи стали холодными. Юлька прохладными утрами спешила на учебу, которая ей нравилась все больше и больше. Горик уходил на работу. Куда пойти учиться за лето так и не придумал, а просиживать целыми днями дома одному было скучно. Пробовал уломать Юльку прогуливать учебу не получилось, она еще и надулась на целый день после этого. Вот и подрабатывал пока у отца в учениках, хотя учитель из папашки был тот еще. Чуть что подзатыльник, или рявкнет так, что вздрогнешь. Но время учит всех и гениев, и последних пней Горик постепенно научился немного столярничать, немного управляться с разными ключами-гайками-отвертками и освоил еще много всяких мелочей. Лев Борисыч приговаривал, что сын теперь сможет быть настоящим мужиком в доме, а не приложением к дивану. Горику вспомнился вечно орущий при включении кухонный кран дома, из-за которого уже не первый год воевали мать и отец. Но не позволил себе даже хмыкнуть и намекнуть отцу на этот злополучный кран. Папаша на расправу скор и ходить с фингалом совсем не улыбалось.