5
Азар
Кэсли шла по выкроенному квадрату, заселённому людьми и домами. Дорога вела к шоссе, параллельно которому за бетонными высокими стенами находилось железнодорожное полотно. Она размышляла о силе воли о ее наличии у себя. И ей казалось, что ощутить силу воли возможно только ее проявляя. Такой вот парадокс. Способна ли она на столь длительное ожидание? Сколько еще она будет ждать Скита? Она начала вспоминать их знакомство, ей тогда было тринадцать. Это был отдых в Тунисе с родителями. Изнуряющая жара, просоленные волосы и дерзкий загар. Она обращала несколько раз внимание на симпатичного блондина, который тоже был с семьей. Лет ему оказалось немного больше, чем ей. И говорил он только на английском. Глаза у него были блестящими, как льдинки на солнце. Белокурые локоны он все время смахивал с лица.
Очень красивая Кэсли, хоть и ещё с несуразной фигурой и ослепленный Скит влюбился. Полторы недели они провели вместе, а родители любовались их чистыми взаимоотношениями. Отец Кэсли радовался живой практике английского.
Скит любил дотрагиваться щекой до ее щеки. И гладить руки губами. Все самое нежное происходило между ними.
Когда Кэсли открыла глаза, она стояла перед зеркалом.
Что происходит? Кэсли не могла понять, где она. Никакой осознанности.
Телефон разрывался незнакомой мелодией. На проводе что-то невнятно, без перерыва говорила какая-то девушка. Кэсли тут же повесила трубку и продолжила собираться на работу. Она трудилась в парке аттракционов, в комнате страха. Ей приходилось наряжаться в куклу-убийцу и пугать посетителей. При этом она издавала злой вопль, который через звуковую трубочку с фильтром давал жутковатый рёв, а иногда смех. Посетители визжали.
Звонок снова повторился.
Кэсли, может, выпьем вина и поговорим как женщины, о женщинах?
Вы, собственно, кто?
Это Катя, уверена, Азар говорил тебе про меня.
Катя, я поняла, ничего не получится.
То есть ты не отрицаешь, что между вами что-то было, да?
Кэсли повесила трубку.
Какая зануда, господи! Девушка отправилась на кухню, засыпала в трубку немного травки и присела на пол.
Катя бывшая Азара, от которой он еле съехал. Катя хотела его вернуть. С Кэсли у Азара были более сложные отношения, например, такие:
Кэсли! Он стучал кулаком в дверь.
Проваливай! Я сплю, Кэсли перевернула страницу книги, не поднимая глаз на дверь, Азар продолжал стучать.
Я лягу под дверью и буду спать тут, на полу!.. Слышишь меня? Впусти! Я просто лягу рядом и буду спать, Кэсли. Ну, Кэсли!
Она резко поднялась и открыла дверь:
Азар, уйди, проспись, я говорю тебе нет.
Кэсли. Я люблю тебя. Я ухожу, хорошо, мне хорошо, он уполз.
Не прошло и десяти минут.
Кэсли, впусти меня! Я почистил зубы и ноги помыл, ну, пожалуйста!
Она предпочла промолчать, и Азар разочарованно отправился в свою постель.
Как-то Кэсли придумала Азару фамилию Алкоголиков, на что он возмутился, сказал, что так его мама называет папашу. А про Катю Азар говорит: «Она мне нравилась. Когда ей было лет семнадцать, теперь она в угрях».
К двадцати одному году Катя превратилась в лысую агрессивную лесбиянку, с широкими дырками в ушах. Таких сожительниц надо закрывать в лечебнице, при первых же проявлениях явных обострений.
Когда он едет к ней, покупает бутылку чего-нибудь, на что хватает денег, а Катя варит суп или печет блины.
В последнее время она стала часто звонить на квартиру, что надоедало Кэсли, касаясь её практически напрямую. Хотя она по-прежнему ждала возвращения в свою жизнь только одного человека. Азар для неё был всего лишь мегаполисным Фигаро. Ему, в свою очередь, казалось, что Кэсли совершенно не создана для любви. И, наверное, где-то в недрах себя ненавидел Скита.
6
Конец. Начало
После работы Кэсли ждало возвращение к дипломной.
На кухне никого не было, все отсиживались по комнатам.
«Как глупо пытаться уснуть самой длинной ночью, прохладной, с тяжёлым розовым небом, местами в лунных облаках. И не поток мыслей и слов направляет меня за письменный стол, а недостающее сияние этой ночью твоих глаз. Есть ли смысл стараться укладывать себя спать, насильно сжимая веки, когда жду грозы, чтобы прятаться от неё с тобой под одеяло. Но вдалеке я слышу гул машин
Кто лопнет первым из нас? Господа боги, сколько же я не записала за все эти дни, только потому, что не могу пережёвывать и выносить на бумагу, ведь ничего не задерживается внутри ни на секунду. Моя эмоциональность превращается в немощность, усиливаясь с каждым днём.