Ты когда демобилизовался, Додя?
Давид, поддернув рукав, обнажив никелевые мощные часы для ныряльщиков и пояснив Карбасу: "Твой подарок, помнишь?" - добавил, что "уже три дня, отец".
Ева тоже взглянула на свои часы, тоже подарок Карбаса, вообще все в округе ходили в часах, так сказать, от Карбаса, и словно тень пробежала по ее упругому лицу. Сказав, что должна бежать и дописать свой труд о партийной дисциплине, а то у начальства будет инфаркт, она ушла от них. И ее неровный, леноватый шаг был похож на конную нарядную выездку, на прелюд Рахманинова, на завершенное лирическое стихотворение, только не на бег. Ева очень хотела узнать свой гороскоп, который ей по дружбе заранее выписывали девочки из приложения. Ее ланиты отчего-то пылали, а грудь вздымалась от необъяснимого волнения. Это ее удивляло, так как она уже полгода искренне думала, что страсти давно оставили ее душу и, так сказать, тело.
Карбас смотрел ей вслед задумчиво, одобрительно, с большим личным уважением, с объективной гордостью за картину. Ева же, идя вдоль по коридору, не без удовольствия мотала Давидовы жилы на свои чресла, слушала их пронзительный звон, вязала из них спальный коврик.
- Вера, перебрось мне Рака, пожалуйста, срочно, - сказала Ева, входя в первую залу под названием "деск". Вера в ответ кивнула, что поняла, мол, и исполню в мажорном ключе, подруга.
Публицистка подсела бочком к компьютеру и дописала абзац, поставила точку, полюбовалась на буквы и русские слова, написанные ею в программе "лексикон" от 1985 года в свойственной только ей аналитически-прочной объективной манере для рубрики "Факт" на второй полосе. Статьи Евы очень нравились интеллигентным читателям и редакторам, да и ей самой. У нее было несколько постоянных адресатов и один, самый настойчивый, даже из далекой Хайфы. Она читала себя с уважением и относилась к себе соответственно. И даже когда интервьюируемые ею политики всего, как она сама писала, политического спектра отпускали Еве комплименты за неженское мышление и женские колени, эта девица находила в себе силы не слишком увлекаться этими могущественными, сильными и вульгарными, по ее мнению, людьми.
- Они мне не нравятся, дорогая, - жаловалась она, вздыхая, все той же Вере с гороскопом. Та от волнения начинала протирать очки носовым платком из рукава:
- Как же так, Ева, всем нравятся, а тебе нет. Никто?
- Никто, - говорила Ева, - ну, нисколечко.
Большие изыски сложения и красоты и какая-то малоагрессивная независимость позволяли ей вести себя так.
Поставив точку, Ева начала детальное изучение своего гороскопа, который в последней фразе обещал ей прочную и ни к чему не обязывающую связь на этой неделе, а также успех в лотерее, опасное скольжение на шоссе в машине и проблемы с желудком. А также неожиданное поступление денег из неизвестного источника.
- Вот хорошо, но на прошлой неделе было примерно то же написано, и ничего, в чем дело? - спросила она у Веры.
- Просто Венера зашла в тень Юпитера, и это отражается на жизни Раков, сказала та.
Ева села к компьютеру прочнее, подтянув, не глядя, стул, подъёрзав, подправив седалище и забыв почти обо всем, начала настукивать новый текст, подчиняясь другим ритмам. В профиль в ее лице можно было углядеть что-то сатанинское, некий косо летящий по касательной, светлый, дерзкий взгляд, но можно было этого и не увидеть. Все зависит от освещения и обстоятельств.
- Пошли домой, пошли, Додик, отдохнешь, помоешься с дороги, поешь, Карбас поднялся и, цепко взяв сына под руку, двинулся с ним по коридору на выход. - Сны на четверг и понедельник всегда вещие, - сказал Карбас, счастливо задыхаясь от шага.
- На субботу, кажется, тоже вещие, - сказал Давид.
- Не трогай субботу, сынок, оглядись вокруг и привыкни.