В месяц? не сразу находится Чучкин, проморгав, что мысль начальника свернула на боковые рельсы.
В месяц! сердится Перегудов. В год! При моём окладе! Считайте же, чёрт побери!
Чучкин выхватывает из кармана калькулятор:
А на сколько дней?
Без выходных работаете? деловито уточняет Перегудов у Мамедова.
Без выходных, вздыхает тот. Адская работа.
В среднем, месяц за год идёт, подводит итог Чучкин, поднимая голову от калькулятора.
То есть, вслух размышляет Перегудов, я месяц здесь год отдыхаю, два месяца, он возбуждается, два года, три месяца
Три года ничего не делаете, заверяет Мамедов.
А я? вдруг вспоминает Чучкин, но Перегудов его отталкивает:
Или три года могу путешествовать!
Или три года можно коньяк пить! подсказывает Мамедов.
Или три года играть в преферанс! вклинивается Чучкин.
Или три года на взморье лежать! уже вопит Перегудов.
Или три года можно сидеть! добавляет неизвестно откуда взявшийся сержант милиции, плечом раздвигая Перегудова и Чучкина и беря за локоть Мамедова.
Онемевшие страхделегаты смотрят вслед Мамедову и милиционеру, потом Перегудов вытирает пот:
Да, работа хорошая, но вредность повышенная.
Но не проходят они и десятка шагов, как вновь окаменевают: из-за торговых рядов выворачивает Мамедов, но уже один.
А где сержант? в один голос спрашивают Мамедова растерянные коллеги, а тот лишь пожимает плечами, не понимая их возбуждения:
А что сержант? Вы что же думали: сразу в кутузку? Ха! Моя милиция меня бережёт! И, вздохнув, добавил: Сержант тоже человек. У него тоже жена есть. Тридцать восьмой носит.
ИЗВЕСТНАЯ НЕИЗВЕСТНАЯ БОЛЕЗНЬ
Помогите, доктор, погибаю! От неизвестной болезни. Какие симптомы? Не вижу! Да не надо на меня так смотреть, доктор, я не псих, у меня вот и справка есть.
Доктор, я вам всё по порядку расскажу.
Как вы по форме догадались, я в ГАИ служу. Прихожу утром на пост и всех нарушителей насквозь вижу. Вон «жигуль» скорость превысил, вон «москвич» на красный рубит, вон «Мерседес»
Ну, думаю, голубчики, держитесь: сейчас я вас всех к ногтю.
Ан, нет, тут меня эта самая болезнь и подстерегает. Останавливаю я, допустим, тот «жигуль», только соберусь штраф выписать, а водитель, значит, бочком-бочком и что-то мне в карман шасть и сунет!
И у меня в глазах сразу щёлк! Налево гляжу, направо нет «жигуля»! Пропал!
Останавливаю «москвич» и его водитель к моему карману ладится.
Не поверите, доктор, полчаса не пройдет, карман, как опухоль, на печень давит, а в глазах ну просто просветление какое-то: куда ни глянешь вокруг одни только честные люди.
Вот и прошу вас, доктор: справку дайте, что болен. А то на работе майор ругается, приказ уже заготовил об увольнении из рядов по недоверию. Никто, понимаете, верить не хочет, что я болен.
Что значит, нет такой болезни? Вы уж постарайтесь, доктор, отыщите в своих справочниках
Что значит ни в каких книгах нет? А я говорю есть! А я докажу! Вот видите у меня в руках такой толстенький конвертик? Теперь я его вам в карман халата определяю.
Ой, доктор, что с вами?
Не видите? Меня не видите? Но хоть бланк для справки различаете? Такбольше ничего и не требуется!
Одно тревожит заразный вы теперь, доктор. Но утешает, что не мы с вами первые, кто заболел этой прекрасной болезнью, и не последние за нами идут миллионы!
Почему болезнь «прекрасная»? Потому, что она единственная, где деньги платят тебе.
Шекспир сказал: «Весь мир театр». Он был бо-ольшой оптимист.
Весь мир это хоспис: место для неизлечимо больных.
ГДЕ ДОСТАТЬ ГУГОЛ?
Телеграмма пришла хмурым весенним утром. Владька прямо-таки вопил: «Срочно достань один гугол. Бери любой, даже левой резьбой. Расходы мой счёт. Надеюсь на твою сообразительность. Подробности письмом».
«Зачем ему? Машину купил, что ли?» подумал Денисов и вздохнул: где его искать, этот гугол? Но делать нечего, раз друг просит.
Он вытащил из холодильника бутылку портвейна и спустился на этаж.
Отворивший дверь сантехник Митя, увидев торчащее из кармана гостя бутылочное горлышко, тут же выставил на стол стаканы.
Понимаешь, мне нужен гугол, сказал Денисов, не решаясь доставать из кармана портвейн: не напрасная ли будет трата? Правда, через секунду этот вопрос отпал сам собой, так как Митя взял инициативу в свои руки и, наполняя стаканы, радостно заверил: