Они с Элей занесли вначале вещи: в округе полно полубесхозных котов и собак, того и гляди, утащат что-нибудь. Потом взялся за баллон ловко прикатил его на ребре донышка, придерживая верх и наклоняя, поставил у плиты. Хотел спросить про редуктор, но тут же увидел его на полочке поблизости.
Прокладки, на удивление, также имелись, в специальном мешке рядом с редуктором. Николай Васильевич довольно быстро управился с работой, проверил соединение, попросил губку с мылом, нанёс пену на стыки всё оказалось в порядке, пена не пузырила, значит, соединение герметично.
Девушка в это время включила холодильник, достала снедь из пакетов, рассовала по полкам. Палку копчёной колбасы, кусок сыра, масло, хлеб поставила на стол, добавила коробку с печеньем.
Вот, хозяйка, принимайте работу, шутливо произнёс Захарьев.
Эля подбежала к плите, зажгла спичку, открыла кран.
Ой, работает! совсем по-детски захлопала в ладоши, Спасибо вам большое! Я сейчас чайник поставлю, чаю попьём с бутербродами!
Да нет, Эля, не надо, я пойду, пожалуй, в его голосе не было уверенности.
Нет-нет, и не думайте! Ой, простите, даже не спросила, как вас зовут
Николай Васильевич.
Да-да, Николай Васильевич, никуда я вас так просто не отпущу! Что же мне тут одной чаи гонять? Руки вон там помойте, и садитесь, сейчас я бутиков наделаю, а там и чайник закипит.
Она ловко резала колбасу и сыр, накладывала на ломтики нарезного хлеба, доставала пакетики чая, накрывала стол, и при этом весело болтала. Николай Васильевич узнал, что крокодилы это её муж Вадик и его друзья с жёнами и подругами, собираются нечасто, вот сегодня решили выбраться, но получилось так непродуманно.
Захарьев в основном кивал, улыбался, вставлял междометия на этом его роль заканчивалась. Собеседница и не нуждалась в ответных репликах, ей был нужен слушатель. Она подливала чай, делала новые «бутики», пододвигала ему печенье.
В одну из коротких пауз он спросил про рисунки, которые были развешаны на стенах, и немало удивился, узнав, что это работы её и мужа. Рисунки резко отличались: большинство из них чётко выписанные, яркие, занимавшие почти все стены, походили на работы Дали тоже фигуры и предметы с необычного ракурса, переломанные, как бы текущие, но всё-таки иные, более насыщенные, с акцентом на окружающий фон, состоявший из переплетения узоров, образующих множество ускользающих сюжетов. Чувствовалась рука уверенного в себе художника, талантливого, зрелого мастера.
Другие, скромно примостившиеся в дальнем уголке, были проще, обыденнее, и в то же время милее и понятнее: рыженькая девушка с букетом ромашек, конёк-горбунок с Иванушкой, девочки с прозрачными крылышками за спиной очевидно, феи.
Это я рисовала, подтвердила его догадку Эля, ещё в школе, и сразу после. А то Вадик. Он у меня настоящий художник, у него выставки, поклонники, его картины покупают. Здесь рисунки, вроде эскизов, а дома и в галереях настоящие картины.
А сейчас вы рисуете?
Сейчас нет, она замолчала, словно сбилась с мысли, по её лицу промелькнула тень, или ему показалось?
Но почему? Ведь у вас явно есть способности!
Я вас прошу, Николай Способности! Они есть у всех, а талант у единиц, как у моего Вадика! Эти эскизы, это так, мелочи. Вы бы подлинники картин видели, на полотнах! Никогда на его выставках не были? Художник Вадим Светозарский, это у него псевдоним такой!
Я давно на выставки не хожу, почему-то это признание расстроило Захарьева, а что касается способностей, то у меня, например, их нет совсем. Я даже внуку толком ни машинку, ни котика нарисовать не могу какие-то каляки-маляки получаются!
Ну и что? Наверняка у вас другие есть способности, стихи писать, например!
Стихи то давно было, в студенчестве. И рассказики писал, в многотиражке печатался. И на сцене немного играл Николай Васильевич смущённо улыбнулся.
О, вот видите! Я же говорила! Вот у вас были способности, но вы не стали ни писателем, ни артистом! А если бы это был талант, то стали бы. Вот Вадик со своим талантом пробился, его знают, его картины покупают! А вы где играли, на какой сцене?
Да особо ни на какой У нас был коллектив такой, вроде как самодеятельный, но довольно сильный. Мы по заводам ездили, по воинским частям, в городском Доме Культуры выступали. Первое отделение для партийного руководства: о революции, о партии, о комсомоле. А вторая часть миниатюры. Юморные в основном, но и серьёзные бывали. А однажды очень глубокий спектакль поставили, антивоенный, но настоящий, что ли. Я там изображал такое божество войны, которое требует всё новых жертв. Оно взывает что-то вроде: «Отдай мне своих юношей, мне нужны их нервы и мускулы, жилы и кровь! Они умрут ради меня и возьмут с собой миллионы других юношей» При этом я стоял в левом углу тёмной сцены, а в правом находилась девушка, изображавшая на контрасте со мной всё доброе и светлое мир, семью, не помню уже. Ну и нас с ней поочерёдно выхватывали пистолетом[1] Эля при этом понимающе закивала, мол, знаю, что это такое, а я произносил свои монологи на эмоциях, жестами, напрягая руки. Так вот, потом у нас был такой, ну, банкет, что ли, и один артист, настоящий, из театральной труппы, так он сказал, что сам играл эту роль довольно часто, но играл её на тексте, делал упор на смысл. А в моём исполнении увидел, как эту роль можно отыграть по-другому, на эмоциях. Это был потрясающий комплимент!