Возможно, именно Леонтий приучил сыновей к этому делу, создав и возглавив семейную артель, ходившую «на дальние покруты». Но для этого он должен был обладать большим, ранее полученным, опытом кормщика, а это особое мастерство. Кормщик главный человек на промысловом судне, руководитель коллектива суровых рыбаков-зверобоев. Перед выходом в море он давал старинную клятву, записанную в поморских морских уставах, что отвечает «перед совестью своей, перед людьми, да на Страшном суде, коли погибнет кто». Поэтому и требования к кормщику, как записано в тех уставах, были особые: «должон он душу крепкую иметь, да и руку тож».
И если рука Леонтия действительно была крепкой, то не случайно, думается, он получил своё прозвище, от которого пошла фамилия его сыновей. Она впервые упоминается в «Переписной книге Архангельска и Холмогор 1710 года», где записано: «На деревне Мишанинской (д)вор: Лука Леонтьев сын Ломоносов штидесяти пяти лет.»; и по ревизской скаске 1719 года он также значится как Лука Леонтьев сын Ломоносов. Эта же фамилия, очевидно, была и у его уже погибшего к тому времени брата Дорофея, поскольку взятый Лукой в семью племянник Василий Дорофеевич в этой ревизской скаске также назван Ломоносовым.
В литературе существует версия о том, что настоящая фамилия рода Дорофеевы, а Ломоносовы лишь уличное прозвище одной из ветвей этого рода, полученное родоначальником из-за сломанного в драке носа. Так полагал, например, известный архангельский историк и краевед И.М. Сибирцев (1853-1932)9.
Не совсем был согласен с ним ссыльный петроградский профессор Б.М. Зубакин (1894-1938), проводивший свои исследования на Курострове сто лет назад. Он писал: «Речение Ломоносов, вопреки мнению И.М. Сибирцева, вовсе не звучит как Ломаный нос Ломоносый, но скорей того, как тот, кто эти носы ломает другим, вроде Костоломов, Ломов и тому подобное. По-видимому, Михайло Ломоносов происходил из даровитой семьи Дорофеевых, один из представителей которых получил прочно прикрепившееся к нему прозванье Ломоносов. Местные Дорофеевы упорно считают себя родоначальниками Ломоносовых, никто из здешних старожилов не оспаривает этой претензии, а наоборот, все единодушно настаивают на её справедливости»10.
Некоторые исследователи высказывают также романтическое предположение, что фамилия учёного могла произойти от названия ну уж очень редкого на севере цветка ломонос, который, к тому же, не произрастает на Курострове. Столь же натянутой выглядит версия, связанная с днём народного календаря Афанасий-ломонос (18 января), с которого, считалось, начинались настоящие морозы. Нельзя же полагать, что прадед Михаила Васильевича боялся сильных морозов или, наоборот, любил их? И даже если бы он родился 18 января, это вряд ли бы как-то особенно характеризовало его.
Не нашла документального подтверждения и версия о новгородском происхождении фамилии, о переселении носителей её на Двину после разгрома Новгорода Иваном Грозным в 1570 году. Да и вряд ли сейчас можно надеяться на то, что будут найдены хоть какие-то документальные свидетельства происхождения этой фамилии.
«Воспитанный в невежестве»
Новое знакомство с Михаилом Васильевичем я, отринув всё, что знала ранее о своём великом земляке, начала с его семьи. О матери его практически ничего не известно: нет документально подтверждённых данных о времени её появления на свет, венчании, рождении сына, причинах и времени ранней смерти, месте захоронения. Даже то, что она дочь священника и просвирницы погоста Воскресенской церкви Николаевских Матигор, что в нескольких километрах от Холмогор, оказывается только версией: поискали по переписным книгам более или менее подходящую по времени и составу семью и решили, что пока других вариантов не найдено, пусть будет этот. А потом, наверное, и искать больше не стали. Да и зачем, если всё так хорошо получилось: учёный внук православного священника. Кругом злостные раскольники и сочувствующие расколу, а у Михаила Васильевича, по крайней мере со стороны матери, корни самые что ни на есть правильные.
Правда, дочери этого священника Сивкова по переписи 1710 года было всего 12 лет. Но мало ли делают ошибок переписчики? Отвлекли человека, он и написал 12 вместо 21; вполне возможно. А может быть, и нет, как теперь докажешь?
Сам Михаил Васильевич о матери никаких воспоминаний не оставил (или они не дошли до нас). В его же произведениях слово «мать» упоминается всего один раз, но в столь странном контексте, что лучше мы поговорим об этом отдельно. Хотя уже теперь можно сказать однозначно: все утверждения о необыкновенной любви матери к сыну и сына к матери, о народных песнях и колыбельных, которые она ему пела, о книгах, которые читала, и так далее плод творческой фантазии их авторов. Может, и пела, и читала, и даже, скорее всего, любила и ласкала, но мы этого достоверно не знаем: люди забыли, а сын умолчал.