Интересно также, что Ломоносов в 1748 году поддержал проект гимназического устава, в котором был такой пункт: «Никакого ученика, которому больше 10 лет от роду и который ещё ни писать, ни считать не умеет, в академическую службу принимать нельзя; но буде он умеет уже читать и писать, то такого и 12-ти лет принять можно. Но ежели старее будет и ничему ещё не учился, то нельзя много надеяться о будущем его успехе»34.
Подобное вряд ли бы стал утверждать человек, который почти в двадцать лет сам якобы впервые сел за парту.
Киево-Могилянская академия
Из истории Славяно-греко-латинской академии известно, что не все её учащиеся доучивались до старших классов, некоторые уходили в другие школы, существовавшие тогда в Москве, математическую, инженерную, госпитальную, школу пастора Глюка и другие. Ломоносов же, в короткое время освоив (или, что реальнее, подтвердив) как минимум начальный и средний курсы образования, решил, как ни странно, поискать «настоящие» физику и математику в Киево-Могилянской академии практически такой же по программе обучения, как и Московская.
С просьбой перевести его туда на учёбу Михайло якобы обратился к ректору-архимандриту, пишет уже упоминавшийся нами Е. Лебедев. И просьба была удовлетворена, что, на наш взгляд, тоже очень странно, потому что такой обмен учениками не был предусмотрен регламентами этих учебных заведений. Кто-то ведь должен был оплатить ему неблизкую дорогу, проживание, питание и обучение в Киеве, так как других источников финансирования, кроме оставшейся в Москве копеечной стипендии, у него, как известно, не было. Киевской же академии брать это на себя тем более было не надо: там своя такая нужда царила, что дело порой доходило до кружечного сбора подаяний учащимися.
Житейская логика при таком раскладе подсказывает, что незачем и не на что было вчерашнему крестьянскому парню, а ныне бедному студенту разъезжать по стране. Поэтому сей факт, зафиксированный в его академической биографии, всегда подвергался сомнению, хотя не оставлялись попытки разобраться в этом вопросе на научной основе.
Окончательную точку здесь поставила уже упоминавшаяся нами Г.Н. Моисеева литературовед, доктор филологических наук, автор многочисленных исследований, в том числе посвящённых жизни и деятельности М.В. Ломоносова. В 1960-70-е годы она проделала огромную, исключительно важную работу для решения вопроса о пребывании Ломоносова в Украине.
По найденным и идентифицированным ею пометам на полях книг из библиотек Киевской духовной академии и Киево-Братского монастыря Галина Николаевна доказала, что этот факт достоверно имел место в биографии учёного. С целью идентификации почерка Ломоносова она ещё до поездки в Киев воспользовалась помощью почерковедов-криминалистов, подробно исследовала манеру обращения Ломоносова с книгами (система его пометок, замечаний на полях, выписок). Предварительно, на основе анализа литературных сочинений и исторических трудов Ломоносова, установила список использованных им произведений Древней Руси.
В ходе этой уникальной работы Моисеева выявила в Киеве 44 древних рукописи, сохранивших более трёх тысяч помет и приписок Ломоносова на полях и в тексте. Причём каких! Так, в рассказе о Мамаевом побоище, описывая бегство князя Ягайло из Руси, летописец сообщает: «Тогда бой бысть немцев с литвой на Сряпе реке и побиша литвы 40 тысяч». Ломоносов подчёркивает эти слова и уверенно пишет на полях: «Враки».
Читая в другом месте положительную оценку деятельности известного древнерусского князя Олега Рязанского (1338-1402), Ломоносов соглашается: «Олег любил дураков», имея, очевидно, в виду намеренное введение князем в заблуждение ордынского хана Мамая и литовского князя Ягайла, а затем и хана Тохтамыша в «поддержке» их борьбы против московского князя Дмитрия Донского. Студент этим чётко определил свою позицию в до сих пор не решённом историками вопросе: предателем или патриотом земли русской был князь Олег Рязанский и кого он всё-таки обманул? Более подробную информацию о работе Моисеевой с пометами Ломоносова можно получить из статьи В.Н. Гамалея «М.В. Ломоносов в Киеве: правда или вымысел?»35.
Вспомним также, что пометы эти сделаны рукой человека, меньше трёх лет назад впервые, как нас убеждают, севшего за парту, но при этом уверенного, что он имеет право комментировать древних авторов и вообще пачкать эти бесценные раритеты (или их списки). Но, похоже, в нём (уже тогда!) жил просветитель, патриот, везде и всегда непримиримо отстаивавший свою точку зрения на историю России, основанную на глубоком знании этой истории. Об этом говорят найденные в Киеве пометы. Они до сих пор имеют огромное значение не только для изучения многогранной деятельности и мировоззрения Михаила Васильевича, поскольку касаются самых разнообразных его интересов как историка, поэта, этнографа, фольклориста, естествоиспытателя, астронома, лингвиста и филолога, но и для изучения его биографии.