Михаил Зайцев - Счастью равная даль. 2 книга стр 10.

Можно пойти поперёк
Проторённой дороги
Но, скажите, какой в этом прок
Бить о камни тяжёлые ноги?

Голос не стали на нас повышать,
Было сказано: вам и решать
Или потоку машин мешать,
Или (вдруг повезёт)
                           сесть на попутку
И на конечном пункте
                             оказаться через минутку.
Так-то оно так
Но фраза «конечный пункт»
Слишком обречённо звучит,
Как сдержанный шарообразный звук.
Нам бы поехать туда, не знаю куда.
Нам бы рюмашку в пристяжку,
Да девицу в растяжку,
Да выловить из пруда
Рыбку золотую,
                   а лучше золотого кита.
Но кита, говорят,
                      сожрала глиста.
А без золотого кита жизнь не та,
Одна маета.
Так что поперёк не пойдём.
И прямиком не пойдём.
Здесь переждём.

За лесами, в которых живут
                                      простодушные звери,
За горами, на которых лежат
                             снежные шапки Мономаха,
Есть долина печали, неизбывной потери,
Придавившей своей тяжестью землю,
                                                      как плаха.

Ни людей, ни зверей там нет
                                         только их души!
И они равны меж собой и дружны,
                                                 как братья.
И они разговаривают
                             и рады друг друга слушать.
Это я говорю вам своей душой!
                                     Да и зачем врать мне?!

Вот они и послали меня
                                  сказать вам об этом.
И ещё велели сказать,
                      что меж вами проживает тайна.
Не машите, пожалуйста,
                     перед моим лицом пистолетом,
Пистолеты иногда стреляют
                                        совсем не случайно.

В мезозойскую эру я нé жил,
Но ген мезозойский во мне пыхтит.
И даёт знать о себе, и нежит
Нежнее, чем современный хит.
И в будущих веках, как в чащах,
Я не блуждал, но ощущаю их
Острее зим и лет настоящих,
Любовий и ненавистей моих.
И время, в котором суждено умереть,
Не запомнит меня, но оно запомнит,
Как будет осенний лес гореть
Золотом листвы и светом уже заоконным.

Над листвой, покрытой росой,
                              как гусиной кожей,
Осень в лодке плывёт,
                      конопаченной огненным летом.
Если б был я хотя бы
                            чуть-чуть помоложе,
Я ни капельки не загрустил бы об этом.

Но грущу, что старость
                        подкралась вечернею зорькой,
Правда, в старости есть
                                любопытная прелесть:
Ощущать, как ликует душа
                                 под скорлупкою горькой,
Словно в детстве далёком,
                                     мечтая, надеясь.

Потому
      я течению жизни осенней послушен.
Знаю, знаю, зима подойдёт незаметно
Поплыву,
         никомушеньки вовсе не нужен,
К новым вёснам,
                    к нескончаемым зимам и летам!

В детстве любил я глядеть на закат,
Сидя на берегу, подогнув колени,
Не понимая ещё, что я сын и брат
Жуткой вселенской радости и лени.

А когда закат
                становился багряно-свинцов
И когда, проголодавшись,
                                   я вспоминал о хлебе,
Озеро к небу приподнимало своё лицо
И растворялась душа моя
                         во всём, что мерцало на небе.

Пахнул печкой домашней
                            румяный небесный ломоть,
Я с домашним в руке
                              его сравнивал, мерил
И смотрел мне в глаза,
                                улыбаясь, Господь,
И сходил с облаков потихоньку на берег.