13.06
Вот так может залить лагерь в паводок
Приехали Игорь Кунаев, Виктор Голиков, Кирилл Белоусов и другие. Как и мы, они не получили в Шемонаихе ни продуктов, ни денег, ни снаряжения. Мы их накормили, дали спальные мешки, чтобы они могли переночевать хотя бы одну ночь. Игорь спал рядом со мной и мы до полуночи разговаривали: вспоминали Ленинград, общих знакомых, кратко делились мнениями о последних прочитанных книгах и событиях на «материке».
А по палатке опять барабанил дождь и вдали шумела Бухтарма. Она вздулась, поднялась на 1 метр и уже начала заливать берега. Я боялся, что ночью зальет лагерь. Сегодня утром вода как будто стабилизировалась, но к вечеру поднялась еще. Она пошла по старице за нашим лагерем и мы очутились на острове. Днем еще можно было перебрести ставшую протокой старицу в сапогах, а вечером, возвращаясь из деревни в лагерь, пришлось уже пробираться по уступам прибрежных скал.
На Бухтарму страшно смотреть. Она с огромной стремительностью и напором несет мимо нас свои мутные воды. А облачность цепляется за верхушки низких гор. В общем, картина.
Уха
Вечером нам сообщили, что приехали (вернее, пришли пешком) алмазовцы. Они так злы на скверную организацию работ и на нас, за то, что мы приехали раньше и кое-что успели для себя сделать, что даже не пришли к нам в лагерь с «визитом вежливости». Впрочем, это их дело. Не хотят жить в тепле и сытости, пусть живут как знают. Сейчас они где-то в деревне пытаются вызволить своих лошадей из карантина (теперь новый срок не 1,5 месяца, а неделя).
Сегодня же мы с Таней строили мой разрез на миллиметровке. Получается сложно и интересно.
Клавдия Ивановна кормит нас исключительно вкусно: жареная картошка с грибами, уха и пр., и пр.
Сизов веселит нас своими изречениями. Вот одно из них: «Такса собака строевая. У нее пятки вместе, носки врозь, все равно, как в строю стоит». Не удержался, набросал о нем небольшой рассказик, назвал «Лошадиная история».
Берель-Кокколь. 20.06.56
Пикетажка полевой дневник
Никак не могу приучиться вести дневник ежедневно. Когда много работы устаешь и писать не хочется, когда работы мало одолевает лень, тоже не до дневника. Так что иные мелочи, примечательные и интересные, выпадают из поля зрения, остаются не зафиксированными. А ведь из таких «мелочей» и складываются иногда последовательные и грандиозные события. С другой стороны, прерывистое ведение дневника имеет то преимущество, что, оглядываясь на прошедшее время, можешь как-то осмыслить события, обобщить и записать не только пост-факты, но и выводы. А выводы относятся, прежде всего, к людям и это самое главное и интересное. Вот я сейчас и попытаюсь восстановить события со дня предыдущей записи и дать одновременно некоторые выводы.
Наша жизнь в Берели протекала размеренно и без особых происшествий. Вода в Бухтарме поднялась, грозя затопить лагерь, потом уровень воды опустился; потом это повторилось еще раз, но особого волнения ни у кого не вызвало. Продолжались работы по составлению разреза. Большое «веселье» доставлял нам участок, составляемый Сизовым. О своем «методе» он рассказывал мне так: «Я отхожу от обнажения подальше и на глаз определяю, где песчаники, а где сланцы. Потом закрываю глаза, вытягиваю руку и иду туда, куда указывает палец. Если пачка, к которой я подошел, определена правильно, то все остальное тоже верно». И это при условии, что в разрезе мы выделяем прослои до 2-х см мощностью. Неудивительно, что в разрезе Сизова оказались песчаники и сланцы мощностью в 150210 м (?). Но даже и при таких «наблюдениях» разрез Сизова представлял собой вопиющую неграмотность. В тот день, когда производилось сопоставление участков разреза, я ездил в Язевку за картошкой. По возвращении в палатку ко мне зашла Таня и в ужасе убеждала меня, что Сизова надо воспитывать и непонятно почему Шарковский так спокойно к этому относится. Я ответил, что переучивать (а точнее, учить заново) Сизова себе дороже и что Михаил возьмет от него что можно, а там видно будет: «Сизов, стихийное бедствие, сказал я. Тут уже ничего не поделаешь». Так шло время.
Погода день солнце, два дня дождь, карантин на лошадей и др. привели Шарковского в такое дурное настроение, какого я еще никогда у него не наблюдал. Ему захотелось напиться. Он предложил мне составить ему компанию. Я сказал, что вдвоем это скучно. Он решительно отверг все остальное общество.