Вера Глебовна пристально вглядывалась в его глаза - они же видели смерть. Эрик немного помолчал и продолжил:
- Топаем, значит, на фронт. Настроение дай боже - малой кровью и на чужой территории, погоним немца. Топаем и уже по дороге видим - не то что-то... Ну, а потом...- он взмахнул безнадежно рукой.- Страшно было, Вера Глебовна. Очень страшно. На Соловьевской переправе разбомбили нас вдребезги... Сейфы штабные разорвало, и вот кружатся в воздухе деньги, падают на землю, как листья осенние, а мы по ним... сапожищами, сапожищами... Ни один, понимаете, ни один из нас не нагнулся, чтобы хоть одну купюру поднять... Там нас и окружили... Выходили группками, а кто и в одиночку. Жара, воды нигде нет, колодцы пустые, ну и голод...- он замолчал, вытащил мятую пачку "Беломора", предложил Вере Глебовне, и они долго молча курили.
- Что же было самое страшное, Эрик? - спросила наконец она.
- А вот то, что по деньгам... сапожищами... Ну и еще, Когда из окружения выходили, колонну наших пленных видели, как гнали их немцы словно скотину какую, а раненых пристреливали. Мы глядели и думали, что плен самое страшное. Тогда и решили - живыми не даваться...
- И вы бы застрелились, если...
- Пока этой колонны не видели - не знаю, а вот посмотрели и... наверное, застрелился бы,- закончил он после заминки.
- Господи...- прошептала Вера Глебовна.
- Как скотину гнали, прикладами по спинам и орали, сволочи...- Он немного помолчал, а потом махнул рукой, словно отгоняя от себя воспоминания.- Ладно, не будем о войне больше... Что в Москве было за это время?
Она рассказала ему и о частых налетах, и о панике шестнадцатого октября, и о холоде, в котором живут, и о голоде...
- Конечно, по сравнению с фронтом это не так страшно, но досталось, значит, и москвичам.- Эрик стал развязывать свой вещмешок.- Сейчас мы немного заправимся, Вера Глебовна. У меня хлеб, консервы. Жаль только, что выпить нечего в честь приезда.
- У меня есть немного спирта.
- Вот здорово! - обрадовался Эрик.
Вера Глебовна собрала на стол. Эрик поднял рюмку:
- За Победу, Вера Глебовна!
- А она будет, Эрик? - очень серьезно спросила она.
- Будет, Вера Глебовна! Повернулась уже война! Не скоро, конечно, но выбьем мы немцев.
- А летом? Что вы думали летом? - она напряженно ждала ответа, глядя на Эрика.
- Как ни странно, Вера Глебовна, но даже летом, в отступлениях, окружениях, когда, казалось, такой каток катит - не остановишь, все-таки в победе мы не сомневались. Понимаете ли, не сломали нас немцы тогда. Ну, а зимой... Зимой убедились - можно бить немца. Знаете, сколько их сейчас по дорогам валяется? Малоярославец проезжал, так по всем улицам мертвые фрицы лежат.
- Вы проезжали Малоярославец?! - воскликнула она.
- Да, а что? - удивился Эрик ее волнению.
- Так Андрей же там! В шести километрах от города!
- Андрей? Черт возьми, я так был уверен, что он все еще на Дальнем Востоке, не спросил вас о нем... Он там на формировании?
- Не знаю... Они не получили еще оружие. Неделю тому назад пришла от него весточка, а я никак не могу выехать к нему.
- Послезавтра поедете со мной,- заявил Эрик таким тоном, будто это самое обыкновенное и уже решенное дело.
- Как - с вами? - еле слышно спросила она, боясь поверить в этот удивительно счастливый случай.
- Очень просто. Я на машине. Мы приехали "газоны" получать из ремонта, но они не готовы. Оставлю тут шоферов, а сам поеду обратно. Мы в Юхнове стоим, Вера Глебовна.
- Эрик, мне это не снится?
- Нет,- рассмеялся он.
- Но мне не дали пропуск...
- А, ерунда! Обойдемся! - небрежно кинул Эрик.
- Мне говорили, много контрольно-пропускных пунктов...
- Ну и что? Я вам скажу, что говорить... Значит, послезавтра рано утром. Готовьтесь. А сейчас, Вера Глебовна, хочу по Москве пройтись... посмотреть, как она, матушка...