Классическая русская литература учит не жить в том слое, что Солнце согревает специально для жизни, а понуждает людей утопать на глубине, становясь добычей слепых крабов и электрических скатов. В этом и заключается антикультура Достоевского, Толстого и всех русских писательских кружков дооктябрьских веков, которые кричали о совести, а не о благости бытия. Про двадцатый век говорить смысла нет десять имён от силы. Остальные в оркестре антикультуры. Особая глубина мысли подлое отвлечение от жизни в согретом Солнцем слое. Там тесно, но тепло, светло и много возможностей. Там свои законы, и их нужно суметь постигнуть: чтобы жить как все, надо быть как все.
Вить, остынь. Я согласен с тобой. Полностью. Только остынь. А ты, кстати, много французов или англичан читал?
Нет, очень мало. Отравился Достоевским. Теперь нормальных книг и читать не могу. Всё тянет на глинистое дно к слепым крабам опуститься. Достичь дна Марианской впадины. Дураки.
Speak for yourself (говори за себя), бросил Вовка и, поджав губы, серьёзно глянул на Майю. Его тревожил оборот встречи. Пришли развлечься, начали весело и вот от безобидной темы скатились к самоуничижению во имя глубины «Марианской впадины».
Мальчики, несут! выручила дама застолье, воодушевив мужичков-дурачков приподнятым голосом и настроением.
Понимаешь, Вован, Russians стремятся пользоваться всем тем, что культивируется в согретых слоях биосферы, а жить на илистом скользком дне, в холоде и темноте, упрекая в самообречённости других. Но так нельзя: на дно путь короткий, а к солнцу длинный. Снять давление глубины можно лишь постепенно поднимаясь к культурному слою. Быстро нельзя смерть от декомпрессии. Об этом никто не говорит людям. Этому их не учат. Будь моя воля, я бы каждого Russian не меньше года обязал бы прожить за границей. Кредит у Международного валютного фонда для дела выбил бы. Это самый короткий и наглядный путь к действительной, а не к особой русской культуре, он уже успокоился и говорил, улыбаясь.
Японка расставляла на столе перед русскими гостями первые холодные закуски, и Виктор не хотел заставлять её думать, что что-то не так. Она могла от этого расстроиться. Майя и Владимир заметили перемену и одинаково её оценили, но выводы для себя сделали разные.
«Культуру обсудили, осталась политика, Курилы», сказала себе Майя.
«Ну и подлец же я, подтвердил прежний вывод Владимир. Ему и так-то на душе от головы нелегко, а я ему ещё рога навесить собираюсь. Да, подлец, но в русском вполне стиле. Это меня извиняет».
Водка в глиняных кувшинчиках как под ландыши стояла на столе. У каждого своя.
Как её здесь пьют? Тоже какие-нибудь тонкости восточной культуры? спросил с явной растерянностью Вовка сокувшинников.
Представь себе, да! Я из своего налью тебе, ты Майе, она мне. Себе нельзя.
А можно я налью тебе, а ты сам Майе? Не умею я женщинам водку наливать. Что-то внутри протестует. Шампанское другое дело.
Ну и зануда. Одни комплексы. Живи в культурном слое, назидательно гнусавым голосом протянул Виктор и плеснул в подставленный Вовкой глиняный стаканчик водку из своей бутылочки.
Во дела, у нас в такие стаканчики яйца всмятку кладут, а здесь водку пьют. Сколько же их надо выпить, чтобы эффект почувствовать?
Не успеешь заметить: наклюкаешься так, что встать не сможешь. Здесь гостей не спрашивают, подать ещё или нет. Видят, что пусто в бутылочке, подносят новую тому, у кого пусто. Верь слову: маленькими мерками больше получается.
Майя всё время терпеливо ждала, когда кончатся разговоры, когда нальют, наконец, водку и произнесут первый тост. Налили, подняли.
За что теперь выпьем, мальчики? Ты, Виктор, молчи, а то опять предложишь экзотику.
Стало быть, мне выпадает говорить, вздохнул Володя. Что ж, давайте за Моцарта.
Чего? Он-то как к нам в компанию попал? Лучше бы уж я сам предложил, за что выпить.
Да, с вами, друзья, не соскучишься не успеешь: прежде помрёшь или увянешь.
Сегодня 5 декабря. Годовщина смерти Моцарта. Сам же говорил о культурном слое, а пить хочешь за глубину, упрекнул Вовка Виктора. Майю упрекать не стал она дама, а упрёки дамам за столом табу.
Ну что ж, фактом удивил, аргументом убедил. Пьём за Моцарта. Придётся даже встать.
Они поднялись и молча, не чокаясь, выпили во славу величайшего из всех композиторов. Жил бедно, страдал, но другим дарил любовь и радость. Славься в веках, Вольфганг Амадей Моцарт.