Я отпечатки слов оставлю в тишине
Я отпечатки слов оставлю в тишине,
Уйду я так же тихо, как тогда пришла.
Нет победителя в нашей с тобой войне,
И от любви осталась только лишь зола.
Мы ещё долго тлели, сохранив тепло,
Пытаясь уберечь, согреть друг друга.
В саду, где страсть жила, всё отцвело,
В сердцах почти не слышно даже стука.
А отголоски чувств уже забытый сон
Но иногда с губ тихий стон сорвётся.
И еле слышный колокольный звон,
В душе моей вдруг болью отзовётся.
Я отпечатки слов оставлю в тишине,
Вернусь я так же тихо, как тогда ушла.
В надежде, что побыв с собой наедине,
Ты понял: я нужна тебе и я всё поняла.
Марат Валеев
Не Прощеное воскресенье
Зазвонил телефон. Марья Петровна сняла трубку:
Але, говорите!
Здравствуй, Марьюшка, сказала трубка чьим-то знакомым голосом. И прости меня за все.
Погоди, это ты что ли, Николаевна? Ну, здравствуй, кума! А за что мне тебя прощать? удивилась Марья Ивановна.
Ну как Сегодня же это Прощеное воскресенье, напомнила Варвара
Николаевна своей родственнице. Полагается всем прощать и у всех
просить прощения. Так что прости меня. И сама попроси у меня прощения!
Здрасьте! сказала Марья Петровна. А если я тебе ничего худого не
делала? Да и с твоей стороны пакости никакой не припомню. За что же нам прощать друг друга? Если мы и видимся-то с тобой раз-другой в год
Ну, мало ли, уклончиво сказала Варвара Николаевна. Нет безгрешных людей. Если припомнить, так и между нами не всегда все ладно бывает
Да ну тебя! начала терять терпение Марья Петровна. Звонишь раз в
год, да и то с разными глупостями. Нечего мне тебе прощать, успокойся. И у меня на тебя нет никакой обиды.
Ну а если все же хорошенько припомнить? настырно стояла на своем Варвара Николаевна.
Да нечего нам вспоминать! отрезала Марья Петровна. И только хотела положить трубку, как кума ее озадачила:
А два года назад кто на дне рождения братца твоего троюродного, Альберта Ивановича, чтобы ему хорошо жилось, сказал про меня, что я
корова глупая?
Корова? Глупая? как бы удивилась Марья Петровна, потому что тут же
вспомнила: да, было дело, обозвала она в сердцах так свою куму, хотя той на этом самом дне рождения и не было вовсе. Значит, нашлись добрые люди, довели до сведения Варвары Николаевны. Хотя что-то припоминаю. Так ведь было за что, кумушка, было!
Например? насторожилась Варвара Николаевна.
А почему ты раззвонила на всех углах, что я сына своего откосила от армии, выдав его за психа?
А разве не так?
А хотя бы и так, твое какое собачье дело? разозлилась Марья Петровна.
Ах, так я у тебя уже и собака? Тогда ты тогда ты..
Ну, ну!
Ж-жаба!
А ты коза драная, и муж твой козел!
А ты, а ты! Да чтобы тебе лопнуть, зараза!
И родственницы одновременно так хряпнули трубками об аппараты, что те и в самом деле лопнули
Зона турбулентности
Самолет мелко завибрировал, в иллюминатор было видно, что и крылья у него дрожали, как руки алкоголика в треморе. Пассажиры начали тревожно переглядываться. А самолет вдруг резко накренился и стал терять высоту. Падаем! прошептала Марина.
И хотя стюардесса запоздало, но все же сообщила, что самолет попал в турбулентную зону и всем надо просто пристегнуться и пережить всего несколько неприятных минут, ее никто уже не слушал. Народ-то уже привык к тому, что воздушные суда, большие и маленькие, почти каждый день где-нибудь да падают. А вот сегодня очередь, видимо, дошла и до них. Марина вопила уже во весь голос: Боже мой, мы сейчас упадем!
Ее муж Андрей, и сам трясущийся от страха, попытался как-то успокоить Марину, отвлечь ее от ужасных мыслей. И не нашел ничего лучшего, как обнять и сказать проникновенно: Раз уж такое дело, давай простимся, милая! А-а-а! заголосила Марина. Я не хочу умирать! Не бойся, это не страшно совсем, убеждал ее Андрей. Хлоп и все! Никто ничего и не почувствует. Правда? притихла Марина. Ты откуда знаешь? Ты что, уже падал? Без меня? Когда это было? Давно, неопределенно махнул рукой Андрей. В армии еще.