Если же слеза ребёнка, расстрел Гумилёва, лагерные мучения и смерть Мандельштама, отца Павла Флоренского, Вавилова и прочих гениев русского мира недопустимы ни при каких обстоятельствах, тогда приговорщики и исполнители приговоров безусловно не люди. А кто?
Гений отвечал перед обществом простолюдинов по закону, писанному простолюдинами.
И ещё.
Человеческая реакция на предстоящую боль это сплав душевного благородства и телесного страха перед опасностью какого-либо физического повреждения. В зависимости от их пропорции относительно друг друга мы имеем Гастелло, Матросова или Брута.
Известно, что среди личного состава каждой роты есть «штатные» стукачи. Офицеры намеренно поддерживают этот институт осведомителей, помогающий им контролировать дисциплину в подразделении по принципу «предупреждён значит, вооружён».
Стукачи в течение службы пользуются негласными привилегиями, раньше других увольняются в запас, но, как правило, с покалеченной психикой. Их дальнейшая судьба не блещет разнообразием. Самые бессовестные из них оседают на малозначительных работах и продолжают шестерить, выгадывая копейки за счёт наветов и доносов на новых сослуживцев. Те же, в ком замарашка-совесть каким-то образом уцелела, спиваются и вскоре исчезают из мира людей.
Эти печальные факты из мира армейских отношений автор приводит лишь за тем, чтобы у читателя сложилось верное представление о моральных качествах личности нашего героя в «годину трудных испытаний».
Итак, краткий послужной список нашего героя:
По окончании симферопольской школы сержантов Венедикту Аристову, единственному из пятисот выпускников учебки, не назначили звание «сержант», а присвоили (как плюнули на погоны) «почётное», вернее, оскорбительное звание «ефрейтор».
В воинской части, где Венечка служил по распределению после окончания школы сержантов, командир полка лично сорвал с погон Венедикта две единственные лычки, вернув бывшему ефрейтору Аристову служебную чистоту и девственную «невинность». «За проявленную дисциплинарную и политическую (!) халатность в отношении священного воинского долга» так было сказано в приказе по части.
«На свободу с чистой совестью!» троекратно прокричал Венедикт, выходя с чемоданчиком за порог КПП. Что ж, милый читатель, не спеши осудить нашего героя за проявленную публичную непатриотичность, ведь автор умолчал о многих испытаниях, через которые пришлось пройти Вене с тайными слезами на глазах.
Нам всем пора бы понять: мы неодинаковы! Это значит, что одни и те же обстоятельства, как атмосферные столбы, давят на нас по-разному. Кому-то они как зонтик в непогоду, а кому град с куриное яйцо.
Часть 5. Мама Галя
Венедикт поцеловал входящую мать, взял у неё из рук сумки и проводил в прихожую.
Ма, а помнишь, как ты всякий раз, застав меня дома, задавала один и тот же вопрос: «Сын, ты опять пропустил институт?»
Венедикт рассмеялся. Воспоминания прошедших лет заставили улыбнуться и мать.
Кто же знал, что из тебя получится серьёзный человек? мама присела на край дивана. Можно я попозже приготовлю ужин? Поговори со мной, сынок.
Она расправила усталые плечи и приготовилась слушать.
Мама, помнишь, на той неделе ты вот так же вошла в дом и увидела меня взъерошенного и ничего не понимающего?
Помню, сын. Я тогда ещё подумала, что у тебя случились ужасные неприятности, ты был совершенно не в себе.
Это так. Но я не сказал тогда, что твой приход прервал мою беседу знаешь с кем? С моим собственным Альтер эго.
Не понимаю.
Ну, это вроде внутреннего голоса, вернее, того, кем я хотел бы быть.
И
Он сказал, что мы с ним смотрим в одном направлении, но с противоположных точек зрения.
Как это?
Очень просто. Мы оба смотрим вверх. Но он уже прошёл то, что мне предстоит пройти, и знает то, что мне предстоит узнать. И оттого мы обо всём судим по-разному.
Сын, ты говоришь загадками.
Мама, сколько раз я изменял прекрасному и возвышенному ради, как мне казалось, ещё более прекрасного и возвышенного! Что за лукавый путал мои мысли и заставлял начинать, как школьника, всякий раз сначала? Ты помнишь, как я тяжело болел от всего этого, едва не потерял веру в самого себя.
Но ведь ты вернулся на круги своя, к тому, с чего вообще началась твоя жизнь, с художества?