Зная его строгий литературный вкус, я отдавал ее не без трепета. Он был прямолинеен, говорил, что думает, и я был готов услышать: "Что за глупости ты написал!" Когда я пришел к нему в следующий раз, на мой немой вопрос: "Ну как?", он воскликнул: "Почему мы раньше не работали вместе?!." ...Его реакция значила, что он принял мою манеру, мои мысли, мое мироощущение... Шли годы, но до нашей совместной работы было еще далеко. Пожалуй, переходным мостиком к будущему содружеству стал Томомас Манн. Мы загорелись экранизировать "Волшебную гору", и хотя работа не состоялась, но мостик был перекинут. Я познакомился с Андреем, когда он послеле "Иванова детства" отказывался даже от очень выгодных и престижных предложений, к примеру, от совместной постановки с США. Он насмерть стоял на своем, - на "Андрее Рублеве", но повсюду был отказ. Был даже срочный вызов к Л. Ф. Ильичеву, в то время секретарю ЦК КПСС, который спрашивал Андрея про его планы. Узнав, что фильм "Рублев" по срокам выйдет нескоро, - он, видимо, предчувствуя перемены (год-то был 1964-и), спокойно разрешил постановку фильма.
Когда Андрей закончил снимать "Рубле ва", все чаще стал возникать вопрос, что мы будем делать дальше. Как-то мы провел целый день на Измайловских прудах. Был солнечно, жарко, мы много гуляли, говори ли и думали, как сделать картину о современной России, о реалиях нашей действительности. Сыграло большую роль и то, что в его семейной жизни наступил сложный период, и предполагаемая сценарная история во многом совпадала с его реальной жизнью. Сам он в свое время болезненно переживал уход отца. Андрея и его сестру Марину воспитывала их мать Мария Ивановна, которая всю жизнь проработала в Первой Образцовой типографии им. Жданова Жили они в маленьком деревянном домик на "Щипке", была жива бабушка - мать Марии Ивановны, жили очень бедно - Андрей все это хорошо помнил. Сложные отношения с отцом и непростые с матерью вели его к осмыслению прошлого. Естественно что для него раньше, чем для меня - он был старше, - наступил момент осмысления своего юношесюго и детского опыта. Сценарий писали сказочно быстро. В самом начале 68-го года мы взяли путевку на два месяца в Дом творчества "Репино" Первый месяц мы занимались чем угодно только не писали, а общались. Потом все разъехались, мы остались вдвоем. Была ранняя весна, в феврале пошла капель, солнце такое, что можно было открывать окна. С самого утра Андрей приходил ко мне в номер, мы обговаривали эпизоды. Главное и это поражало меня всегда, что каждый рассказанный им эпизод был на пределе отточенности формы. Не просто: "Мы напишем об этом". Нет, мы знали, как это выглядит, как решается, какой это образ, какая последняя фраза. Каждый раз отправная точка для его построений была разная. Мы могли начать вспоминать "Детство, отрочество, юность" Толстого, Карла Ивановича, а потом - сцены разрушения церквей, и тут же рождался эпизод. Это было какое
47
то вулканическое извержение идей, образов. И он всегда добивался крайне точного зрительного образа и безумно радовался, когда это получалось. Я помню, как мы не могли найти один эпизод. Мы ходили, думали, искали, и никак ничего не приходило на ум. "Бездарно, бездарно, бездарно, оба бездарны..." - повторяли мы. И вдруг я сказал: "Ты знаешь, вот мне в детстве птица на голову села". И он, как пружина, взвился он уже увидел этот эпизод Наконец, наступил момент, когда нужно было сесть и систематизировать все, что мы придумали. У нас получилось примерно 36 эпизодов. Это было многовато, мы обсуждали каждый и дошли до 28 эпизодов, которые и должны были составлять наш будущий сценарий. С легкостью гениев и легкомыслием молодости мы посчитали, что на запись придуманного уйдет 14 дней.