В зеркале за стеклянной дверцей стенки напротив «трона» Дозин видел себя: легкий, сухой; взгляд при этом тяжелый, въедливый, сильный. Казалось, насквозь всю душу собеседника видит хозяин такого взгляда. Мало кто понял бы: суров-то старец к себе самому Впрочем, раньше взгляд был добрей. Лицо у старца в пятнах; он давно уже седой как лунь остатки волос еще кое-где белеют. Александр Петрович очень болен. Под глазами мешки. По углам рта смешки-морщинки от столетней мимики. Крупный прямой нос. Спина, спасибо хатхе, выдержала груз лет, не став уродливой от сутулости. Крупные вены на кистях рук, торчащих из коротких рукавов клетчатой рубашки.
Старец выпрямил спину и закрыл глаза, накрыв левой ладонью сжатый правый кулак и перекрестно соединив большие пальцы, после чего положил скрепленные руки между ног. Какое-то время назад он отказался от лотоса и некоторых других асан, бывших ему привычными, и теперь медитировал и посылал сигналы в прошлое сидя.
За девяносто девять лет своей жизни Александр Петрович выстроил прочный мост в прошлое. Впрочем, «жизнь» некорректное понятие, поскольку все формы «одушевленной» и «неодушевленной» материи всех времен в совокупности объединенный единством сюжета акт пьесы Изначального Света. Сидя на «троне», Дозин день изо дня сквозь ткань бытия посылал по нейронному мосту в прошлое нервные импульсы. Там, в прожитых годах, осталось почти что всё. Туда, в прошлое, Дозин плавно переходил, растворяясь во времени. Его года его богатство! Именно так от слова «Бог». Ибо он и был странствующим Богом, как и всё вокруг в прошлом и будущем. Некогда Дозин считался человеком будущего, ибо в грядущее были устремлены все его планы и чаяния. Теперь, без сомнения, он был человеком прошлого. Всё меньше живя в настоящем, и всё полноценнее в мире прошлого, он дожидался времени подведения итогов и последнего перехода.
Александр Петрович принялся делать ежедневную ретроспективную медитацию, и вскоре вся Вселенная запрокинулась, перевернулась, переформатировалась и растворилась в громовом извечном шепоте.
Н А цболь
Глава 1
Качает кровь насос старческого сердца, течет она по венам. В прошлое, неся с собой совет и опыт, утекает субстрат душевного мира.
Александр Петрович Дозин родился десятого апреля тысяча девятьсот двадцать третьего года. Почти ровесник СССР, но всё же не настолько старый так любил шутить Дозин раньше. Сейчас не шутит Союз давно уже похоронен в памяти людской, и молодежь без помощи вики не поймет шутку.
Двадцатые того века отнюдь не томные. Красный советский ян доедал белогвардейский инь, уже присматривая себе новую диету для этого на Соловках вот-вот должен был родиться СЛОН. Мать Саши Мария Павловна, прекрасно готовившая, стала работать шеф-поваром в воспетой Владимиром Маяковским столовой Моссельпрома бывшей «Праге», когда мальчику было два. Таким образом, пока столовую не закрыли в тридцатых, в семье всегда была еда. Отец Саши Петр Андреевич, лишившийся в гражданскую левой руки, был демобилизован в начале двадцатых. Вернувшись, работал в РОКК, которое с двадцать третьего года стало называться «Советским Красным Крестом».
Семья ютилась в коммуналке на Ордынке неподалеку от того места, где позднее возник северный вестибюль станции метро «Павелецкая». Метро это в проекте именовалось «Донбасская». Утвердись сие название, и кто знает? возможно, на востоке Украины не возник бы кризис через десятки лет.
Вместе с Марией, Петром и маленьким Сашей обитал дед Саши Андрей Валерьевич отец Петра. Андрей Валерьевич прожил жизнь трудовую проработал на Трехгорной мануфактуре более сорока лет. Походил в свое время в ремесленную школу при фабрике мастерство оттачивал, да и вечерние классы посещал учился грамоте. Всю библиотеку перечитал там же, потом свою собрал немалую. Была у него и творческая жилка: в фабричном театре с легким ажиотажем прошли спектакли по всем трем пьесам Андрея Валерьевича: «Горбом к успеху!», «Талант не зарывай!» и «Шапка для Васьки». В последнем драматург даже сам сыграл главную роль.
Петр Андреевич не пошел по стопам родного отца книжек сторонился, остроту ума не оттачивал. Началась война вот тут он и проявил геройство! Ни себя самого, ни других тем паче не щадил, рыская под шашками да пулями, пока конечность не отняли. Тут уж всякий охладеет к баталиям. Вернулся к жене, прижили с ней сынишку.