- Заголимся, братья, дабы понял царь наш, на чьих спинах Русь-матушка держится! - блюдечно взвизгивает Гапон, горохо-стручково извивается, обнажает ржаную опару спины с маковой россыпью прыщей.
Дрожжевое шевеление проходит по толпе. Рабочие капустно расстегиваются, заголяются, наклоняются.
Гречневая каша толпы тонет в топленом молоке спин.
Стерляжье заливное Зимнего дворца.
Лососевый галантин приемной залы государя. Белорыбица стен, белуга потолка. Чайно-кексовый перезвон часов. Желатин-фарфоровый голос императорского адъютанта:
- Ваше Величество, премьер-министр Столыпин просит о срочной аудиенции.
Николай II лимонно пьет чай:
- Когда ему назначено?
- Завтра в четверть двенадцатого, Ваше Величество.
Царь горчично щурится в рюмочное окно на сахарную глазурь замерзшей Невы:
- Проси.
Перцово треща паркетом, входит Столыпин, бифштексно валится на колени.
- Ваше Императорское Величество, спасите Россию!
Николай судаково глядит на него.
- Что за pas de gras, Петр Аркадьевич?
- Государь, умоляю, примите Коковцева, отзовите рескрипт, арестуйте Гапона! - филейно ревет Столыпин, ползя к пармезановому столу государя.
- Встаньте, Петр Аркадьевич, - фаршированно выдавливает Николай после омлетной паузы.
Ветчинно кряхтя, Столыпин приподымается.
- Как вы, второй человек в государстве Российском, смеете просить меня о таком? - Царь чесночно встает и подливочно движется по зале.
- Государь, умоляю, выслушайте меня! - Столыпин прижимает сардельки пальцев к манному пудингу манишки.
- Слушаю. - Николай шницелево отворачивается к окну.
- Ваше Императорское Величество, - винегретно кальвадосит Столыпин, мы катастрофически теряем контроль над положением в Петербурге! Бастует не только Путиловский завод, но и все типографии! Третий день не выходят газеты! На японские дьявольские деньги социал-демократы и бомбисты готовят неслыханный бунт! Рабочие окраины кипят злобой и ненавистью к властям! Их подзуживают жидки и террористы! Гапон митингует с утра до вечера, собирая все новые и новые толпы! Этот полуграмотный, злобный поп из Пересыльной тюрьмы чувствует себя новым Савонаролой! Он словно ждал падения Порт-Артура, чтобы возмутить рабочих против самодержавия! Они составили петицию - наглый, дерзкий документ, бросающий Вам вызов, Ваше Величество! Сегодня толпы рабочих хлынут в город! Если не предпринять должных мер, они сметут все на своем пути! Все, Ваше Величество! И Вас в первую очередь!
Столыпин шашлычно-карски смолкает.
Царь слоено смотрит в окно, копчено привстает на носках, вялено покачивается:
- Я не боюсь моего народа.
Кофейность классной комнаты цесаревича.
Окрошка перевернутой, изрубленной шашкой мебели. Салатность учебников, книг и тетрадей в опрокинутом столе. Пломбирность вымазанного мелом глобуса. Пиццерийность залитого чернилами ковра.
Цесаревич Алексей в форме Егерского полка куринно-рулетно едет на сдобной спине своего учителя генерала Воейкова. Учителя Жильяр и Петров картофельно стреляют в них из игрушечных ружей, каплунно спрятавшись за дядькой-матросом Деревенько. Учитель Гиббс яично изображает разрыв шрапнели.
- Повзводно, коренастым калибром, непрерывно, аллюрно и непристойно пли! - смачно командует цесаревич.
Жильяр и Петров картофельно стреляют. Дядька-матрос творожно ухает. Генерал Воейков потрошинно ржет и рафинадно бьет копытом. Гиббс гуляшево изображает взрьв бризантной бомбы.
- За провозвестие, за кулачные бои, за Шота и Варравку, за мамин куколь - пли! - Цесаревич шпикачно вонзает шпоры в бурдючные бока генерала Воейкова.
Генерал творожно кряхтит. Жильяр и Петров картофельно стреляют.