Потом, уже дома, когда пересказывались детали их похода, бабушка назвала котлеты куриными, и тут же из спальни навстречу Марусе, царапая когтями пол, выскочила смешная и глупая курица. Её совсем не хотелось есть, и котлеты уже не казались Марусе такими чудесными. Но это быстро прошло, она просто взяла воображаемую резинку и стёрла с котлет слово «куриные», они стали мясными, а мясо ведь не живое.
Бабушка в подробностях рассказывала тёте Жене и Оле, что в гостях давали к чаю, какие салфетки были на столе, передала содержание письма, полученного сёстрами из Петрозаводска от слепого Гриши, приходившегося им родственником. Он писал кривыми строчками, которые иногда прерывались на краю листа: видимо, слепой продолжал писать прямо на столе, так что некоторые предложения утеряли смысл. Но главное было понятно: слепой Гриша просился к Шахам жить «хоть на зиму, пока холода». Сёстры обсуждали, вспоминая Гришу, его заскорузлые руки, привычку курить самокрутки из дешёвого, вонючего табака, и Маруся понимала, что никогда, никогда слепому Грише не жить в этих красивых комнатах с коврами, навощённым полом, никогда не есть чудесных котлеток.
Но про то, зачем они ходили к Шахам, бабушка не рассказала. Эта тема была почти под запретом в их доме, а если и возникала, то по крайней необходимости и уж никогда не за столом, при всех. Иногда Маруся слышала, как бабушка вполголоса говорила тёте Жене: «Что-то я упустила, трёх копеек не могу найти», а потом сидела молчаливая, задумчиво глядя в окно и шепча цифры. Раньше она работала бухгалтером, и привычка «сводить дебет с кре́дитом» распространялась на домашние дела. Бабушка всегда вела строгий учёт потраченным деньгам, записывая в колонку своим мелким разборчивым почерком на четвертушке бумаги: капуста 8 коп., хлеб, булка 23 коп., масло 76 коп. И потом эти листочки ещё долго хранились на столе под клеёнкой, пока они не вспухали бугром, и тётя Женя не выгребала их со словами: «А вот мы ревизию устроим». В конце концов, потерянные три копейки находились я забыла про газету! и довольная бабушка на радостях принималась печь драники из картошки.
Сейчас бабушка задавала тему «навестили родственников», сдержанно сетуя, что «им-то до нас не дойти, ноги больные». На самом деле от Маруси не укрылось, как Раиса Осиповна достала из шкатулки три серо-фиолетовые бумажки, положила в конверт и в прихожей, когда они, уже одетые, прощались, незаметно протянула его бабушке, а та не глядя спрятала в чёрную потёртую сумочку.
Они ходили за деньгами! Эти деньги послали маме в Комсомольск-на-Амуре, и потом каждое седьмое число месяца, после прихода почтальона «девушки Вали», которая разносила пенсию, бабушка откладывала в сторону синюю пятирублёвку с кремлём и гербом, беззвучно произнося: Шахам. Больше года с бабушкиного стола не сходила высокая эмалированная миска, до верху и даже с горкой заполненная подсушенными в духовке сухариками: чёрными и белыми. Чёрные были чуть подсолены, а среди белых иногда попадались сладкие и даже с изюмом.
Как Маруся любила эти сухарики! Гораздо больше обеда, который специально для неё готовила тётя Женя: супчик с фаршем и вермишелью и две готовых котлеты с макарошками или пюре. Лишь много позже Маруся догадалась, что бабушка весь год, отдавая Шахам долг, «ехала на чае с сухарями».
Вечерами, водрузив свою полную фигуру в кресло с полотняным чехлом и подложив под себя правую ногу, так что из-под подола выглядывала только левая, бабушка штопала или шила, и тут Маруся могла спрашивать её обо всём. Но обычно разговор укатывал в Карельское бабушкино детство, где они жили в срубленной отцом избе, до сих пор уцелевшей и охраняемой государством, как часть музея деревянного зодчества.
После этой фразы Марусе надлежало нырнуть под бабушкин рабочий стол и достать из коробки альбом «Музей-заповедник Кижи», который ввиду многочисленных показов открывался сразу на нужной странице. Потом бабушка, не глядя на фотографию видимо, всегда имея её перед глазами обещала как-нибудь поехать с Марусей на родину. Дальше шли условия, при которых для Маруси возможна поездка, почему-то включающие такие посторонние вещи, как чистка зубов, вытирание пыли и даже прибавка в весе.
Но Марусе уже не так хотелось ехать, как всего неделю назад. Она много думала о Шахах, дальних и богатых родственниках, живущих совсем недалеко, всего через три улицы, но в сознании Маруси пребывающих на другой стороне земного шара. Она точно знала, что если и окажется вновь в их квартире, то не раньше, чем через год, когда они с бабушкой пойдут отдавать долг. Да и то не точно. Возможно, бабушка решит взять с собой Олю или пойдёт одна, чтобы без посторонних ушей обсудить и слепого Гришу, и больные ноги сестёр, да мало ли, о чём говорят взрослые в отсутствие детей!