Надя провела ночь, не отрываясь от телевизора. После двенадцати CNN сообщило, что все заложники освобождены.
Потом они извинились, девушка шмыгнула носом, за сделанную ошибку. Якобы они перепутали информацию, она увидела правду в семичасовом выпуске новостей.
Доступ на авиационную базу Фюрстенфельдбрюк закрыт, возбужденно сказал стоящий у ограды корреспондент, отсюда видны сожженные террористами вертолеты, камеру перевели на коричневый фургон, и транспорт, рядом с которым состоялась последняя битва, журналисты разузнали, что трое палестинцев выжили.
Им, несомненно, будет предъявлено обвинение, важно сказал корреспондент, кроме того, погиб один полицейский, а депутат парламента Фридрих Краузе получил легкое ранение
Надя подавила желание швырнуть чем-нибудь в экран.
Заложники, заорала девушка, заткнись, она прибавила русского мата, и говори о заложниках, корреспондент закончил:
К сожалению, все израильские заложники были расстреляны террористами. В связи с пожаром в вертолетах опознание тел затруднено, из Израиля в Мюнхен вылетели эксперты. Олимпийский комитет решил объявить на играх траур и временно приостановить соревнования
Надя добилась сведений о кузенах, только лично появившись в полицейском управлении Мюнхена.
Я родственница инспектора де Лу и полковника Кардозо, напористо сказала она парню за стойкой, изумленно открывшему рот, я знаю, что они входили в чрезвычайный комитет и, вероятно, были вчера на авиабазе, Надя подалась ближе к юноше, он зарделся, проверьте, где они сейчас, в госпитале тоже все прошло легко. Надя погладила руку Пьера.
Иосиф сейчас на пути в Израиль. Он ранен, Надя замялась, пуля попала ему в спину, но здесь ее решили не вынимать, Надя поймала в коридоре молодого врача. Ей отчего-то было противно говорить с более старшими хирургами.
Они могли оперировать, то есть мучить людей в Дахау, угрюмо подумала Надя, хорошо, что там возвели мемориал, пусть и скромный, она съездила на трамвае в пригород Мюнхена. Табличка сообщала, что памятник выстроен на деньги бывших узников концлагеря.
Германия не считает нужным что-то помнить, разозлилась Надя, они замели все под ковер и пошли дальше
Хирургу, с которым говорила Надя, едва ли исполнилось тридцать лет.
Я ассистент, честно предупредил ее парень, мы не решились оперировать господина Кардозо, пуля застряла близко к позвоночнику. Но транспортировать его можно, врач протер очки, мои начальники разрешили перевозку, Надя позвонила отцу из уличной будки рядом с госпиталем.
Мы все видели по телевизору, невесело заметил доктор Гольдберг, поневоле жалеешь, что мы его купили, услышав об Иосифе, отец немедленно сказал:
Я позвоню Голде. Сегодня есть рейс в Израиль, он пошелестел блокнотом, надеюсь, отыщутся свободные места. У меня было такое ранение, он помолчал, из-за чего я превратился на целый год в горбуна. Но обещаю, что с Иосифом такого не случится, Надя погладила длинные пальцы Пьера.
Папа сейчас в Тель-Авиве, а ты скоро в дверь постучали. Надя крикнула: «Открыто». Комиссар Хассельман, тоже в белом халате, неловко заглянул в палату.
Мне сказали, что у вас посетитель, Надя поднялась, месье де Лу, нам надо поговорить наедине
Процокав каблуками к выходу, девушка оглянулась: «Я выпью кофе и вернусь».
Комиссар Хассельман подвинул ближе больничную тумбочку.
Врачи пока запретили вам лежать на спине, он порылся в кармане потрепанного пиджака, но вы все увидите и отсюда, инспектор, сначала Пьер услышал стук. На тумбочку легли два пакетика полицейского образца.
Почти в таком же пакете в сейфе Пьера лежал кусок шланга от кувеза, где умерла его племянница, как он всегда думал о девочке.
Краузе отмажет себя, Пьер устало закрыл глаза, только Хана видела, как он выдернул шланг. Хороший адвокат отыщет экспертов. Они докажут, что Хана была не в себе и судья отведет ее показания. Краузе объяснит, что он поправлял шланг, а не выдергивал его, Пьер без интереса взглянул на тумбочку.
Пули от Heckler & Koch, сказал он, для чего вы их принесли? Хассельман поправил сбившийся, покрытый пятнами галстук.
Инспектор де Лу, комиссар поерзал на вертящемся табурете, что вы помните о вашем ранении? Пьер хмыкнул: