Золя исследует Римско-католическую церковь. Читатель внимает со страниц многим аспектам, начиная от пёстрой структуры орденов и вплоть до папской казны. На каких принципах строится вера и какова действительная необходимость католичества? Пока папа римский держит накопления в комнате под замком, либо даёт деньги в рост, играет на бирже, принимает участие в различного рода сомнительных финансовых операциях, люди на улицах продолжают умирать от голода. С первых страниц Золя показал читателю пример умершей семьи, мать которой кормила новорожденных не молоком, а кровью. После таковых сцен пропадает желание верить в благое назначение религии.
Что сплотит человечество? Эмиль Золя настаивает на пользе развития наук. За ними будущее, и только они дадут человеку требуемую ему надежду на счастье. А если не о науках речь, то вскоре проявится социалистическое направление мысли. Человек продолжит стремиться к счастью, всё делая для его осуществления. Только забыл Золя про обратную сторону благих начинаний. Любое доброе дело омрачается негативными последствиями. Как же тогда быть человеку? Религия и наука не спасут, так как и то и другое рано или поздно переведут его на положение раба. Социализм и прочие движения за равноправие и свободу приведут к схожей рабской зависимости. Остаётся заставить человека ничего не менять. Пусть всё остаётся таким, какое оно есть. От этого не станет лучше и не станет хуже. Но это утопический вариант, осуществление которого невозможно.
21.06.2017 (http://trounin.ru/zola96)
Джами Газели, рубаи, кыта, фарды (XV век)
Джами писал о любви так, чтобы ему посочувствовал всяк. Растоптан он, убит кинжалом пери своей, продолжая после испытаний мечтать лишь о ней. Складывал газели, не щадил себя, напиталась кровью новая строка. И понял Джами одно, ясное любимой его всё равно: как не описывай красоты красавицы, словно произнося речь одурманенного прелестями пьяницы, всё и без того понятно лишнего не скажешь, всё и без того понятно ближе ты не станешь. Потому и складывал газели Джами, одной мерой определяя чувства свои. И он пыль, и он песок, поэт востока иначе мыслить не мог. В унижении даровано счастье каждому певцу стихов, им всегда будет хватать для выражения эмоций слов.
Любил Джами, сдуваем ветром был, вставал и вслед смотрел на ту, которую любил. Умереть он на очередной строчке готов, тем порождая чувство любовь. Взгляд из-под бровей, мгновение взмаха ресниц, прошла секунда и пал Джами перед любимой ниц. Мгновение очередное, и вот Джами сказал, настолько счастлив он об этом он давно мечтал. Газель сменяется газелью, Джами у ног любимой пребывает, не может встать и отойти, он теплоту тела пери своей ощущает. Одурманен Джами! Чем Джами не Меджнун? Он Меджнун, раз любимой лик ищет в окне при свете растущих и ущербных лун.
Но другой Джами для нас, вне любви в нём мудрость пролилась. Отложил терзания души поэт, предстал мудрец, проживший порядком лет. Для того он сочинял кыта нам, оттеняя тем любви дурман. Куда девалась униженная честь, ежели иной в кыта Джами весь? Вспомнил он, что в кармане дыра, не прокормит поэта пустая строка. Вот он известным стал, о нём говорят, да слова в устах его монетой не звенят. Оставался на положении нищего, то его угнетало. Вспомнил об этом Джами, будто легче ему стало.
Упомянул матерей Джами в стихах, напомнил о важности матерей для нас. Без матери не будет человека, не будет будущего и не будет следующего века. Ценить положено, никак иначе, но плачут дети, и мать их пребывает в плаче. Не мать родную: ценить всех матерей, тогда не будет плачущих детей. Горчит такое понимание родных, ценить приятнее своих. В том правда человека, такую правду изменить нельзя: в такой правде человек похож на золотаря. Он выгребает людское естество на вид, покуда сам всеми старается оказаться забыт. Ценить полагается и труд золотаря, ведь любые сливки впоследствии моча. Но человек не ценит и не будет ценить, ему проще неприятное перепоручить другим смыть.
Посему, пей человек яд правды горькой свой, пить приятно такой яд, когда он близок тебе, не чужой. Своё приятнее, оно медовое питьё, уже по той причине, что своё. Топчи, когда попал в змеиную нору: убей без жалости её обитательницу змею. Не нужно размышлять, от размышлений беды ждут. Не кажется ли, что сумбурный набор мыслей тут? Беда от мудрости в том есть всех бед на свете нам не счесть. Ты скажешь об одной из них, и будешь прав, сказав же о другой, породишь сомнение в прежних словах. Всё обхватить не получится враз, для иного требуется иной рассказ.